КАИН И АВЕЛЬ.

      (рассказ.)

 «Спустя несколько времени, Каин принес от плодов земли дар Господу, и Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился и поникло лицо его».

 

-  Ты убил брата своего! – Громыхнуло небо.

- А что мне было делать? – Упавшим голосом спросил Каин. – Ты же отверг дары мои.

Каин, задрал голову и  посмотрел на грозное небо, а потом с какой-то упрямой решительностью продолжил:

- Ты думаешь, мне просто было горбатиться на поле с ранней весны до поздней осени? Просто? От пота своего, как и завещано было тобой,  по проклятию моих родителей, добыл я жертвы бескровной, а ты предпочел жертву кровавую, жирную, жертву брата моего, так от чего же ты, не принимаешь его крови и плоти? Разве она хуже, чем кровь и плоть от первенцов стада его? Я исправился и принес самую дорогую для меня жертву – брата единоутробного, а ты вызверился на меня? За что?

-  За что? За что? – Несколько раз спросила кукушка, только что отложившая своё яйцо в гнездо синички.

-  Ш-ш-ш што? – Прошелестела черная змея возле его ног.

-   Кто ты такой? Разве ты был, когда я сотворил землю и небо? Разве я обязан отвечать тебе? Разве горшок отвечает гончару, когда тот разбивает его? 

-   Тогда тебе ни чего не остается делать, как «разбить меня». – Уныло сказал Каин, - К тому же взращивание злаков и плодов на земле, в которой мало тука, занятие изнурительное. Так что лучше будет, если ты разобьешь меня.

-  Нет, я сделаю так, что земля твоя станет тучной от крови брата твоего, но ты не будешь иметь доли от этого тука, ибо везде тебя станут гнать и говорить: «Вот тот, кто убил брата своего». И станет имя твое нарицательным для каждого, кто предаст брата своего.

-  Не в Твои ли руки  станут предавать братьев своих? Как я, не в жертву ли Тебе убил брата своего и только по малодушью своему  не смог сразу  признаться в этом?

-  Всё в руки мои,  но не  все руками моими. – Ответило ему Небо.

- Я догадывался о таком ответе, поскольку часто слышал, как отец ругал мою мать за то, что она соблазнила его плодом с дерева познания Добра и Зла.

-   И она, конечно, как всякая женщина, оправдывалась тем, что если бы я этого не хотел, то и самого дерева такого в раю не было бы? Ведь верно?

-   Еще бы! Ты все обо всех знаешь! Нам негде укрыться  на земле от взгляда Твоего, чтобы не чувствовать на себе его тяжести.

-  А разве сорная трава может укрыться от твоего взгляда, на поле твоем? Нет. А если она произрастет и даст семя, то это вопреки воле твоей и желанию и потому такую траву зовут - «травой противления».  Но ты не бойся. Кто поднимет руку на убийцу брата своего, с того я спрошу всемеро раз больше.

-  Велик Бог! – Вскричал Каин и упал на лицо своё, ибо уразуметь сказанное Господом Богом не может ни один смертный.   

* * *

Мастер отодвинул листок бумаги на самый краешек стола и посмотрел на автора.  Лицо автора расплывалось радужным пятном. Мастеру врачи запретили читать, но он постоянно нарушал запреты. Он говорил: «Жить – это значит переступать через чего-либо, или кого-либо. – И пояснял, что порядочный человек отличается от негодяя только и исключительно тем, что всегда переступает через себя».

- Не больше ты сказал, что уже было сказано в Библии. – Вымолвил Мастер в сторону расплывшегося радужного пятна.

-  Но и не меньше. – Ответил автор.

- Не меньше, - согласился Мастер, - но все-таки и не больше.

- Это плохо? – Спросил автор, уже предугадывая ответ.

 Но Мастер, неожиданно, ответил вовсе не так, как обычно отвечают все мастера, начиная от гранильщика стекляшек и заканчивая каким-нибудь следователем, и уж тем более не так, как отвечают мастера художественного слова.

 - Не знаю. – Сказал он и сделал усилие разглядеть лицо автора. Мелькнуло что-то:  – Как Вы молоды. - Сказал Мастер.

Автор думал о себе иначе: «Как я стар!» Мне уже тридцать лет!» - Однако автор был воспитанным человеком и потому спросил: «Ну, если Вы не знаете, то кто же еще может знать?»  

- Ни кто. – Ответил Мастер и улыбнулся виновато, словно и на самом деле чувствовал себя виновным в том, что не знает, а казалось бы, еще только вчера знал решительно все ответы на такие вопросы..

- Что же мне делать? – Спросил автор,  поднимаясь со стула.

-  Сделайте из этого листка бумаги кораблик и пустите его в плаванье, – ответил  Мастер. – Я, в молодости, из таких листков бумаги делал самолетики и пускал их в полет из окна своей комнаты на восьмом этаже.

На веранду, где состоялась встреча автора с Мастером вышла жена.

- А она совершенно, ну совершенно не похожа на Маргариту. – Подумал автор и сам удивился тому, откуда бы ему знать, про то, какие жены бывают, или должны быть у мастеров. 

Мастер поспешно, даже суетливо встал и, не говоря ни слова автору, даже не кивнув ему на прощание головой, ушел, увлекаемый женой. Было стыдно и неловко, а вот от чего и за что было стыдно, автор ни как не мог понять.

Глухо хлопнула  тесовая дверь калитки  за спиной автора. Порыв ветра взметнул перед его ногами пыль и через секунду на лицо упал листок  бумаги. Это был тот самый листок, который он осмелился дать прочитать Мастеру, поскольку его предупреждали, что нельзя Мастеру читать большие вещи. Уже нельзя.

- Может и правда, - подумал автор, – следует сделать из этого листка «бумажного голубя» и пустить его на волю ветра? Но громко и вслух сказал: «По правде говоря, то все мы потомки Каина и больше всех те, кто ни к чему не может прилепиться раз и навсегда. Раз и на всегда… До самой смерти, а все ищет и ищет? Чего?

Он шел по дачной дороге, утопающей в запахах сирени и черемух и это –«чего?» ни как не выходило из головы. Не выветривалось. В полупустом автобусе вдруг ожгла мысль:  

- Удивительно, от чего она раньше не пришла в мою голову? – Спросил себя автор, «пережевывая», а скорее – «переживая» эту мысль. -  Ведь это так очевидно: Каин ищет, чтобы Господь принял его бескровную жертву, но даже у Авраама Господь потребовал вместо сына  - кровь и жир…

- Тучные земли» – это ведь земли переполненные тленом! – Промелькнула и обдала жаром мысль и следом другая: – Неприкаянность, есть невозможность бескровной жертвы? Так что ли? Авель мертв, а мы все потомки Каина, потому и Отечество моё – земля крови и тука отцов моих – залог её плодородия?  Отечество требует жертвенности. Патриотизм – это и по словарю: «готовность пожертвовать собой».

И опять что-то не связывалось,  распадалось на отдельные фрагменты, частности.

- Нет – это правильно, - сказал он вслух, - уразуметь сказанное Господом Богом не может ни один смертный.  И вместе с тем… Вот именно! И  «вместе с тем…»  И так до скончания рода человеческого.  Вот почему Мастер сказал: «Не знаю».

Бумажный голубь, выпущенный в окно автобуса,  попал в полосу турбулентности и был смят воздушным потоком, и выброшен за обочину дороги. Белый и жалкий комочек мелькнул и, пропал.

Мелькнул и пропал, как тот  человек, которого я назвал автором, но который так и не стал мастером. Не стал, ибо не хватило у него дерзости  для сотворчества с Богом, а быть копировальщиком он не захотел. А может, его остановило «не знаю» мастера?