БАЛЛАДА О КЕДАХ
Мой брат носил три года кеды,
Мячи и кирпичи пинал.
В них выходил в кино «Победа»
И вышел раз в полуфинал.
Он холил их, берёг, лелеял
И влажной губкой протирал,
Подошвы им «БФ» - ом клеил,
Топтал газоны и спортзал.
Не обращался с ними грубо,
Врагам в обиду не давал,
Он выбил кедами три зуба
Тому, кто их не уважал.
На гребне той высокой моды,
Среди бараков и лачуг,
Носился символом Свободы
Родной советский каучук.
И были так неотразимы
В моих мальчишеских глазах
Простые кеды из резины
На сбитых братниных ногах.
Уехал он в свою Алушту…
Я был подарку страшно рад.
А почему? Да, потому что
Из этих кедов вырос брат.
РОЖДЕНИЕ СОЦРЕАЛИЗМА
Из-за мыса без компаса
На простор нейтральных вод
Правит лодкою Герасим
- Крепостной собаковод.
Он веслом гребёт проворно,
Зрит в кручине на корму.
Там сидит, судьбе покорна,
Беспородная Муму
И скулит, почуяв словно
Гибель близкую свою:
Без бумажки родословной
Ни в дугу и ни в струю.
А хозяин сам не весел:
- Хоть с собакою топись!
Лишь вздыхает бессловесен:
- Где же правда? Где Гринпис?
И смиренно вяжет камень
Сыромятным поводком.
Он ещё с большевиками
И с марксизмом не знаком.
Он встаёт, сажень косая,
Ком отчаянья сглотнув,
И за борт Муму бросает
В набежавшую волну.
Волга-Волга, мать родная,
Волга, русская река,
Ты течёшь, обид не зная
Горемыки-бедняка.
Автор этой драмы горькой
Барин был. Ему видней.
Но прочёл про это Горький
И пошёл писать «На дне».
ГЕОМЕТРИЯ СТРАСТЕЙ
Взяв торта параллелепипед
И выбрав конус свежих роз,
Попал (простите за эпитет)
Под вектор Ваших чар и грёз.
Для нас обоих - аксиома,
Что наши плоскости сошлись:
Не в перспективе – в Вашем доме,
Как в уголке для биссектрис.
Покуда Вы, смущенье пряча,
Брильянта грани грели дар,
Я точно в центр стола коньячный
Поставил перпендикуляр.
И круг замкнулся… Оживая,
Скрестились взоров сектора…
И вывозила нас кривая,
Как сумма катетов стара…
Ваш эллипс губ шептал:
– Останьтесь…
Вёл на касательную путь…
И танцевал я с Вами тангенс,
Уставив косинус на грудь.
Всё ярче сферы щёк алели…
И всё милей овал лица…
И наши с Вами параллели
Устали длиться без конца…
НЕ СТРЕЛЯЙТЕ!
Не стреляйте! Прошу и молю!
Ни в подъезде, ни на тротуаре.
Не тревожьте персону мою
Ни в сортире, ни в клубе, ни в баре.
Все равно – увильну, обману…
Мне стрелков не мудрёны секреты.
Дайте мне умереть одному, -
Не стреляйте…
мои
сигареты!
ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ ЯЗЫКЕ
Язык – мой друг,
Мой баловень лукавый,
Незаменимый в обществе подруг.
О, ты снискал мне ласковую славу
В вербальной сфере девичьих услуг.
Язык – мой герб,
Орёл мой одноглавый,
Не покидая челюстей гнезда,
Ты правил тела моего державой,
Но враждовал с мозгами иногда.
Язык – мой флаг,
Полотнище победы,
Пылая над устами кумачом,
Перемолов все тяготы и беды,
Поник, склонясь плакуче на плечо.
Язык – мой крест,
Заклятье и проклятье,
Вердикта сургучовая печать.
Мы с ним, по сути, как родные братья,
Нам перед Богом хором отвечать.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДЕТСТВО
Мне всё чаще ночами не спится,
Никуда от раздумий не деться.
Вяжут времени быстрые спицы
Рукавички далекого детства.
Память гонит под горку салазки,
А на грудь выползает салфетка,
Из чулана являются сказки,
Из буфета берётся конфетка.
Рыбий жир – по утрам и на ужин,
Голубям – от рогалика крохи,
В ранце, что ерундой перегружен,
Скрыт дневник, полный маминых вздохов.
И горьки за углом папиросы,
И девчонки не снятся ночами,
И еще возникают вопросы,
Но светлы от надежды печали.
Еще крепко, размашисто спится,
Еще снятся Чапаев и Петька…
Но виденье моё растворится,
Как во сне за щекою конфетка.
ТЫ СЛЫШИШЬ...
Ты слышишь этот звук?
Не всякий ЭТО слышит.
Он – шёпот?
Шорох?
Стук?
А может, голос свыше?
Сдаётся – это плач?
Невнятная молитва?
Скрип?
Кожи?
Или мачт?
Иль кто-то правит бритву?
Не эхо и не звон,
Не крик, не визг, не ругань.
Скорее…
Это…
Стон…
Как будто ноет вьюга…
Всё верно – это вой!..
Такой, что режет уши!...
Так…
Бьются…
Над собой…
Над нами…
Наши души.
НУАР СТРАСТЕЙ
Она любила Блока.
Я тоже. Что я - лох?
Но Блок в ней кончил плохо.
Практически издох.
Она его забыла.
Перешагнула труп.
Я - спору нет, могила.
На некрологи скуп.
Она нарыла Фета.
Я тоже. Всё тип-топ.
Но классик канул в Лету.
Фактически утоп.
Она не горевала.
Я не скулил над ней.
Взял горечь. Два бокала.
И утопил на дне.
Познала Гумилёва.
Я в нём поднаторел.
И всё бы было клёво,
когда бы не расстрел.
Вот пуля просвистела.
Я выпалил:
- Ага!
И перепрятал тело
украдкой от ЧК...
Она любила многих:
не гений, так поэт.
А я избил все ноги,
чтоб каждый скрыть скелет.
Но, чувствую, на свете
не проживу и дня.
Она, как я подметил,
запала на меня...
