Еще через полчаса они шутили и смеялись, как будто знали друг друга всю жизнь. Реваз работал в Кутаиси, и каждый год приезжал сюда навестить родственников, ну и, конечно, поплескаться в море и позагорать. Но предпочитал отдельное проживание: почему, девушка должна была понять уже завтра. Мужчина пригласил ее в гости к своему брату, и она согласилась.

На следующий день Женя зашла в номер Реваза (он загрузил в свою пляжную сумку подарки), и они отправились в горы. Идти было вроде недалеко, но Женя запыхалась и немного вспотела. Их встретили, как будто всю жизнь ждали. Были и шашлыки, и долма, и зелень, и чача, и Бог знает, что еще. Был и поцелуй на брудершафт: наверное, последним осознанным впечатлением этого вечера стали усы и губы Реваза. Провожая, их щедро одарили благословениями этой прекрасной земли: парным молоком, вином, сыром, хлебом и медом. Обратно Реваз принес ее в прямом смысле слова на руках и пожелал хорошо выспаться, но предупредил, что назавтра запланирована прогулка под парусами.

Это была настоящая яхта. Голова у Жени немного кружилась, ее нешуточно подташнивало после вчерашнего. Познакомив девушку со шкипером – своим двоюродным братом («Они тут все родственники?»), Реваз сгреб ее в охапку (Женя была далеко не пушинкой) и выбросил за борт. Пока она барахталась у кормы, родственники выпили белого сухого, после чего Реваз нырнул вслед за нею и вытащил ее на палубу. Она наградила его самой откровенной пощечиной, он ее – самым сокровенным поцелуем. Женя в момент протрезвела и побежала надевать купальник: мокрый сарафан облепил ее, как вторая кожа. Что вообще происходит, и где в ее картине мира оказался Женя? Конечно, он где-то был, любимый и желанный. Но солнце сияло, яхта бороздила изумрудную гладь, Реваз снова наливал ей вина, и мысли путались.

Настало утро, и Реваз вытащил Женю из кровати. Они опять пошли в горы: устроим пикник, сказал он. Подъем был еще тяжелее, чем позавчера, но девушка чувствовала себя отдохнувшей, бодрой и веселой. Мужчина сказал:

- Остановимся здесь, - и в самом деле, лучше маленькой ровной площадки под сенью старого дуба найти было трудно. У них за спиной по крутому склону карабкались приземистые деревья, в нескольких метрах перед ними обрывалась бездна. Далеко внизу расстилалось безмятежное море.