Деревня

«А дорога серою лентою вьётся,

Залито дождём смотровое стекло…»

 

– Ну, вот, – вспоминая слова старой песенки, подумал я, – ко всем «приятностям» ухабистой дороги ещё и ливень добавился. Почти нулевая видимость, и…

Внезапно в мозгу затренькал тревожный звоночек.

– Стоп! Что…

Я ударил по тормозам. Машина сотряслась, закрутилась, но, устояв на «ногах», медленно и важно съехала в кювет, уткнувшись носом в растущее на противоположной стороне дерево. Из своих спаленок с запозданием выскочили подушки безопасности, и одна из них разбила мне нос. Зажав его пальцами левой руки, я гундосо закончил:

– Что за чёрт? Ведь сейчас зима.

Заглушив двигатель, я пытался справиться с кровотечением, а когда это удалось, осмотрелся. Ничего не увидев в свете фар, я повернул голову направо и обомлел.

К стеклу прижалось лицо, обычное мужское лицо. Глубоко посаженными глазами человек с любопытством рассматривал меня, а потом послышался его голос:

– Эк тебя угораздило. Заснул что ль?

Я уныло кивнул, а мужчина, поколдовав над дверью, приоткрыл её ровно настолько, чтобы я мог протиснуться в образовавшуюся щель. На всякий случай я выгреб из бардачка документы и, поглядывая на неизвестного, сунул в карман пневматический пистолет. Но спаситель уже не смотрел в мою сторону, а давил ногами снег, вытаптывая площадку, где мы и обменялись рукопожатиями.

– Макар, – представился он.

– Владислав, – отрекомендовался я.

– Значит так, дружище, – вновь фамильярно «тыкнул» мне новый знакомец, – считай, тебе повезло. До деревни далеко, тебя не нашли бы и завтра, а после…

– Да подобрал бы кто-нибудь, – неуверенно возразил я.

Макар посмотрел на меня, как на умалишённого.

– Разве ты не заметил, – вознегодовал он, – что по этой дороге никто не ездит? Уже лет пятьдесят. Непонятно, как тебя на неё занесло.

Я впал в ступор, потому что хорошо помнил, как свернул на перекрёстке, где высветился указатель «Ивантеевка», а вот после…

– Ни одного, – просипел я, – ни одного знака по пути.

– Кроме этого, – согласился собеседник, показывая на стёртую табличку, терявшуюся в темноте. – Ну, ладноть, надо идти в деревню, а там мужики помогут вытащить твою красавицу.

Он похлопал Тойоту по боку и собирался уже шагнуть на едва видную тропу, когда я остановил его вопросом:

– А ты, ты, Макар, что здесь забыл в глухую ночь?

Не поворачиваясь, тот ответил:

– Есть у меня дела тутотки. Айда за мной.

 

Шли мы долго. Мороз крепчал, лес вокруг становился всё гуще и темнее, и я почувствовал, как мурашки побежали у меня по спине, когда впереди что-то ухнуло и мелькнул силуэт, похожий на человеческий. Попутчик остановился.

– Иди-ка сюда, – приказал он.

И, взяв за руку, затянул меня в шатёр, образованный тремя полуповаленными деревьями, до середины стволов укрытых ветками высокого кустарника.

– Ни шагу наружу, – произнёс он.

Голос его приобрёл неприятный тембр.

– Ни шагу, – прозвучало снова, – если тебе дорога жизнь.

Макар исчез. Сжавшись в комок, напуганный и замёрзший я привалился  к опоре, со страхом вглядываясь в черноту леса. Никогда не веривший в мистику я опасался увидеть перед собой нечто, от чьего вида у меня остановилось бы сердце. И чуть не закричал, когда внутрь шагнул мой провожатый.

– Порядок, – радостно поведал он, – это свои.

– А мог быть кто-то другой? – дрожащим голосом осведомился я.

– Случается, забредают чужаки, – помрачнел Макар, – а по весне неприкаянные оттаивают.

Меня передёрнуло, но, постаравшись успокоиться, я послушно двинулся за проводником.

 

Деревня появилась перед нами так неожиданно, что мой товарищ крякнул и сплюнул.

– Сколь тут обитаю, – криво усмехнулся он, – а всё никак не привыкну. Как из-под земли выныривает.

Выйдя на широкую главную улицу, мы пошагали мимо молчавших домов. Я не сразу осознал, в чём их странность, пока не сообразил, что рядом с избами растут большие деревянные кресты. Наконец Макар остановился около маленького скошенного влево строения и постучал в окно.

– Фома, – позвал он, – выдь-ка. Только, как положено, в образе; человек со мной.

В избушке кто-то закряхтел, выругался, на крылечко выбрался мужик – косая сажень в плечах и, позёвывая, поинтересовался:

– Что стряслось, брат?

– Да вот он, – показал на меня приятель, – машину в ямину посадил, нужно помочь. И тотчас. Поутру, сам ведаешь, уже не сможем.

– Успеем ли? – с сомнением спросил Фома.

И сам себе ответил.

– Надоть.

Накинув тулуп, он побежал к дому напротив, а мы пошли дальше, будя спящих людей. Вскоре тех набралось около десятка, и все дружно направились к трассе. Раскачав, они выволокли внедорожник из снега и я, сев за руль, достал из кармана ключ.

Двигатель завёлся, я поблагодарил мужчин, а Макар с серьёзным видом  посоветовал:

– Кто б ни махал тебе рукой, попутчиков не бери: ни девок, ни баб с младенцами. Ты не первый здесь сел, а вот выбралось не так много. Езжай с миром, и бог с тобой.

Кивнув, я на секунду отвёл взгляд от лица собеседника, а когда повернулся, того уже не было, исчезли и его односельчане. Только недавно разметённые, а теперь опять нетронутые сугробы, словно привидения, белели в сумеречной зимней ночи без фонарей.

– Господи…

Надавив на педаль газа, я сорвался с места, но, когда надо мной забрезжил рассвет, опомнился и повернул назад. Добравшись до указателя я, сжимая в кармане рукоятку слабенького оружия, подошёл ближе и остолбенел. На стрелке, указывающей в сторону деревни, виднелась надпись: «Погост Юрово – 5 километров».

 

Зеркало

– Заходи правее… да правее же! Осторожнее, чёрт, не кирпичи несёте!

Грузчики остановились, вытирая вспотевшие лбы.

– А у меня такое чувство, что я, как Атлант, тащу на плечах небесный свод, – проворчал один, – тяжесть неимоверная.

«Ишь, грамотный какой, – удивился наблюдающий за работой хозяин квартиры, – не иначе с вышкой».

Но озвучивать эту мысль не стал, а раздражённым тоном произнёс:

– Конечно, ведь это добротная старинная вещь, а не современный ширпотреб. И обращаться с ней надо бережно…

– Куда приляпывать будем? – прервал его другой пролетарий. – Да быстрее давайте, у нас время – деньги.

Пока рабочие сверлили стену и вешали большое зеркало в красивой, хотя и несколько потемневшей серебряной оправе, нувориш Аркадий Шилин – владелец нового престижного жилья, развалившись в кресле, лениво следил за процессом. Закончив, тот из работяг, что выглядел попроще, пошёл к нанимателю за расчётом, а знакомый с мифологией второй, отойдя на несколько шагов, критически оценивал свой труд.

Внезапно он подался вперёд, с всё большим страхом всматриваясь в бликующее стекло, несколько раз судорожно провёл пальцами по волосам, словно что-то стряхивая, а потом, коротко вскрикнув, опрометью вылетел из помещения. Товарищ побежал за ним, хлопнула входная дверь, и наступила тишина.

Недоумевающий Аркадий, задвинув засов, вернулся и заглянул в зеркальные глубины.

– А говорили, что оно, как новенькое, – недовольно пробормотал он, заметив змеящиеся в углу тонкие трещинки. – Или меня обманули, или эти недотёпы обо что-то его ударили.

Ему показалось странным, что, несмотря на яркий солнечный свет, льющийся сквозь поднятые жалюзи, отражаемый мир был сумрачным и тусклым. Списав свои впечатления на древность стекла и собственную хроническую усталость, Аркадий развернулся и, более не обращая внимания на покупку, покинул квартиру, отправившись в офис.

 

Он не вспоминал об этом случае и не смотрелся в зеркало, до того, как однажды не зарулил на незнакомую заправку. Шилин не сразу узнал в обслуге образованного грузчика, спешно покинувшего его жилище. И неудивительно, из молодого, крепкого мужика тот превратился в старика с трясущейся головой и седыми волосами.

– Послушайте, – вцепившись в кисть Аркадия, забормотал он, – избавьтесь, избавьтесь от него, пока не пострадал кто-нибудь ещё. Оно создано адом, и его надо уничтожить.

– О чём вы говорите? – пытаясь освободиться, вопросил бизнесмен.

– Зеркало, то зеркало… Оно… оно зло. Разбейте его.

– Вы с ума сошли? – брезгливо отдёрнув руку, с запалом произнёс Шилин. – С какой стати я должен уничтожать дорогостоящий раритет? Только потому, что вам что-то померещилось? Обратитесь к психиатру…

Но тотчас успокоился, решив, что связываться с нервнобольным – себе дороже. Аркадий всегда гордился своей выдержкой. С усмешкой смотрел он на мужчину, который, вдруг выдохшись, обмяк и сделал шаг назад. Но сюрпризы ещё не закончились. Неожиданно тот сунул пальцы в рот и зашарил там, словно что-то ища. По подбородку потекла струйка крови, а рабочий протянул Шилину…

– Господи!

Когда Аркадий разглядел, что презентует ему ненормальный, он, ни слова не говоря, прыгнул в машину и повернул ключ. На ладони того лежал коренной зуб, с которого свисали отвратительные клочья бурого мяса. Миг, и кусочек гнилой кости упал на сиденье рядом с водителем, а бесновавшийся снаружи человек шепеляво завопил:

– Я не заключал договора купли-продажи и стал развалиной, только раз заглянув на ту сторону. А ты – хозяин. Попытайся представить, что произойдёт с тобой, если ты не захочешь отделаться от этой дряни.

Аркадий дал задний ход и, резко развернувшись, вылетел с заправки, преследуемый криками сумасшедшего. Остановившись на светофоре, он приоткрыл дверцу и, прихватив зуб влажной салфеткой, выкинул его на асфальт. Но в салоне ещё  долго витал дух разложения, не заглушаемый никакими освежителями.

Сбросив скорость, Шилин бесцельно колесил по улицам, уговаривая себя:

– Этот несчастный болен. Свихнулся на почве какой-нибудь личной драмы. И, скорее всего, у него пародонтоз. Что ж, сам виноват, нечего так запускать рот.

 

Пародонтоз – серьёзное поражение всех тканей, окружающих зубы (пародонта).

 

Мужчина улыбнулся маленькому зеркалу, продемонстрировав два ряда великолепных зубов. Немного успокоившись, он повернул руль, и автомобиль послушно повёз хозяина в офис. Возвращаться домой Аркадию расхотелось.

 

Дверь квартиры Шилин открыл далеко за полночь. Нетвёрдо ступая, на работе он выпил полбутылки коньяка, чтобы успокоить нервы, Аркадий вошёл в комнату и, повалившись на диван, нашарил на столике пульт от плазменного телевизора. И подскочил от неожиданности, когда из динамиков хлынула мощная волна звука. Торопливо нажав «mute», он щёлкнул выключателем; темнота действовала угнетающе.

«Собаку что ли завести? – мелькнула мысль. – Одному плохо. А может, жениться? Хм…»

Вернувшись на место, человек задумался. Почему бы и нет? Он твёрдо стоит на ногах, средств хватит и на себя, и на семью, его уже никогда не встретит густое, тягучее безмолвие. Лучше уж потратить деньги на собственное генетическое продолжение, чем на сомнительного качества зеркало…

Вспомнив о нём, Шилин поднялся и шагнул вперёд. Но заколебался, слишком уж свежи были воспоминания о сегодняшней неприятной встрече. Постояв с минуту, он хмыкнул и, мысленно обозвав себя дураком, подошёл к старинному стеклу. Удивительно, но трещины переместились, ветвясь уже над макушкой Аркадия. А тот, присмотревшись, понял, что они напоминают корни, пронизывающие почву.

В центре сплетения тонких древесных нитей что-то зашевелилось, и мужчина охнул, увидев спускающегося по ним большого жука. Ещё немного, и тот упал бы на голову Шилина. Издав звук, похожий на всхлип, человек отпрыгнул, но это не помогло. Повиснув на задних лапках, передними насекомое коснулось волос жертвы, и та, дико закричав, махнула рукой. Нападающий шлёпнулся на пол и… исчез, а Аркадий, схватив тяжёлую пепельницу, нанёс удар.

Казалось, стекло должно было рассыпаться мелкими осколками, но вместо этого оно стало расти, и увеличивалось, пока не заняло всю стену. Задний план сменился глубокой чернотой, и на этом фоне, как на экране, высвечивались картинки из прошлой жизни хозяина дома.

Он увидел мёртвую кошку, которой со свойственными детям любопытством и жестокостью сделал операцию, когда ему было шесть лет. Напрасно загубленная жизнь, ведь Шилин так и не стал тем, кем мечтал – хирургом. Потом перед его взором возникло окровавленное тело девочки, которую он – нетрезвый подросток, севший за руль отцовского жигулёнка, сбил в пустынном переулке и оставил там, не оказав помощи. Струсив, он ничего никому не сказал и безумно радовался, когда правоохранительным органам не удалось его отыскать. А вот семья, рыдающая над трупом отца семейства, которого Аркадий, в начале карьеры работавший коллектором, хотел напугать, но, не рассчитав сил, задушил его же галстуком.

Страшные видения беспрерывно сменяли друг друга, и мозг мужчины, раздавленного бременем давно забытых вин, кипел от ужаса. Какофония рвавшихся из рамы звуков оглушала, но внезапно шум стих, и в помещении зазвенела тишина.

Однако тьма за стеклом не исчезла. Она медленно прорастала вяло шевелящимися корнями, повсюду двигались едва различимые существа, прокладывающие себе путь во мраке, и периодически возникали странные светлые пятна. Мелькнуло одно, напоминающее человеческий череп, у горла с трудом дышавшего Шилина лязгнули зубы второго, чернота зашевелилась и высунувшиеся наружу белые кости рук увлекли изнемогшего от мук совести, забывшего о сопротивлении несчастного в недра кладбищенской земли.

 

Об Аркадии вспомнили через пару дней. Дверь оказалась запертой изнутри, следов взлома и насилия не было. Медики установили, что причиной смерти стал разрыв сердца под влиянием какого-то сильного возбудителя. Но в крови бизнесмена нашли только небольшую дозу алкоголя, которая едва ли могла привести к гибели цветущего, далеко не старого человека. И ни следа наркотиков или психотропных средств.

Ломали голову и полицейские, обнаружившие рядом с телом горсть песка и множество мелких косточек, похожие на фаланги пальцев. Две из них впились в горло мужчины, оставив на плоти кровавые царапины, и выглядело это так, точно несчастного душила мёртвая рука. Но, поскольку событие относилось к разряду необъяснимых, требовало дополнительного расследования, а «висяков» у законников было предостаточно, следователь поспешил согласиться с заключением врачей и закрыл дело.

 

Наследников Шилина не отыскали, имущество его отошло государству, а зеркало отправили в местный музей. И ряды посетителей последнего стали редеть; те либо умирали, либо сходили с ума.

А через год злонравную вещь приобрёл пожилой богатый иностранец, после заключения договора, не глядя, набросивший на неё плотную ткань. Когда же представитель СМИ города поинтересовался, что заезжий господин намерен делать с покупкой, тот, мрачно усмехнувшись, ответствовал, что «оку мёртвых» не место среди живых, ибо праведников, для которых оно не представляет опасности, осталось слишком мало, и пообещал, что никто и никогда его больше не увидит. Ничего не понявший журналист написал обширную статью о заграничной организации вандалов, занимающихся скупкой и уничтожением ценных произведений искусства, закончив призывом не продавать неизвестным достояние страны.

 

Минуло десять лет. Однажды возле солидного дома в штате Канзас остановилась машина, владелец которой, с трудом вытащив из багажника большой свёрток, понёс его внутрь, бормоча:

– Надо было нанять людей, тяжесть неимоверная.

Опустив груз на пол полупустой комнаты, неизвестный, сняв несколько слоёв упаковочного материала, прислонил к стене средних размеров зеркало в потемневшей серебряной оправе. Полюбовавшись приобретением, он сгрёб мусор и, весело посвистывая, вышел, замкнув за собою дверь.

 

Никогда не теряй головы

– Чёрт!

Этот выкрик, сопровождаемый болезненным стоном, вырвался из горла мужчины лет тридцати, споткнувшегося средь царившего в округе плотного мрака.

– Чёртов булыжник, – прошипел он, пытаясь мыском ботинка поддеть агрессора.

Но тот не поддался, и, вновь ушибив повреждённую часть тела, человек взвыл и запрыгал на одной ноге. В ярости он вырвал из земли продолговатый гладкий голыш и запустил им в стену ближайшей деревянной двухэтажки.

Но промахнулся. Зазвенело стекло, и преступник со спутницей – миловидной девушкой лет двадцати пяти замерли, ожидая грозного окрика пострадавших хозяев. Однако тишину не нарушили ничьи голоса, и только припозднившиеся кузнечики стрекотали в высокой неухоженной траве.

– Что ты творишь, Илья? – возмутилась подруга. – Это всё твоя эмоциональность.   Сколько раз говорила: никогда не теряй головы и…

Прервав речь, она всмотрелась в безучастно молчавшие тёмные окна.

– Ты хотя бы знаешь, где мы? – послышалось негромкое.

– Откуда, Рита? Ну, окраина какая-то, – отозвался собеседник, падая на траву и стаскивая обувь.

– Только бы не перелом, – пробормотал он, разглядывая при свете телефонного дисплея распухший палец. – У меня скоро командировка…

Не слушая его жалоб, девушка продолжила:

– В нашем городе нет такого района. Даже на периферии горят фонари и ездят машины, а тут...

Она замолчала, тревожно оглядываясь. Стрёкот насекомых и рулады ночных певцов – соловьёв стихли, и вокруг замелькали странные тени. Рита вздрогнула.

– …а тут, – договорила она, заставляя Илью подняться, – еле брезжит, дома нежилые, да и дорога вся заросла.

Неподалёку от пары зашуршали кусты, и раздался звук, одновременно напоминающий шёпот и рычание. Кто-то раздвинул ветки, и в слабом свете экрана девушка увидела нечто, заставившее её с воплями кинуться прочь, увлекая за собой разутого партнёра.

Но далеко убежать им не удалось. Тело Ильи внезапно отяжелело, и через несколько секунд Рита осознала, что тот упал, и она тащит его волоком сквозь колючую растительность.

Дрожащими руками достав смартфон, беглянка склонилась над другом.

– Илюша, с тобой всё в поряд...

Не договорив, она завизжала, глядя на окровавленный огрызок шеи мужчины. И, погружаясь в чёрную пучину обморока, прохрипела:

– Милый, я же просила тебя никогда не терять головы…

 

Котёнок

Серый котёнок умирал.

Его потускневшие глаза бессмысленно смотрели на хозяйку – полную, можно даже сказать – толстую, женщину, картинно заламывающую унизанные кольцами рыхлые руки и старающуюся выдавить из-под наращённых ресниц несколько непослушных слезинок.

Муж её – худой шатен с сильной проседью в коротких волосах, с некогда привлекательным, а теперь посеревшим и измученным лицом, стоя поодаль, то и дело проводил трясущейся ладонью по лбу, стирая пот, и безмолвно наблюдал за действиями ветеринара и супруги.

А врач говорил:

– Неужели вы не заметили никаких изменений в поведении питомца за последнюю пару дней? Котят с панлекопенией рвёт, они отказываются от пищи и воды, перестают двигаться… Да принеси вы его сутки назад, я сумел бы спасти малыша.

 

Панлейкопения – кошачья чума.

 

– Мы… мы, – сделав шаг вперёд, вдруг заговорил мужчина, но так же внезапно замолчал и, опустившись на стул, закрыл лицо руками.

Женщина всхлипнула:

– Я даже не знаю, как так вышло, – плаксиво запричитала она. – Ведь я всегда следила за ней, старалась вовремя накормить, напоить и…

– Хватит врать, – послышался мужской голос с истерическими нотками. – Следила?! Ты дневала и ночевала в интернете, переписываясь с такими же, как сама, безалаберными домохозяйками. Да что там говорить…

Повернувшись к ветеринару, человек продолжил:

– Доктор, если бы я не заботился о Муське, она давно умерла бы от голода. Моей жене нужна была живая игрушка, но уход за ней она считала обременительной обязанностью. Какие уж ей дети…

Лицо женщины мгновенно изменилось: горестная гримаса исчезла, и черты исказила неприкрытая злоба.

– Что ты сказал?! – прошипела она, массивным корпусом надвигаясь на мужа.

Но тот не отступил.

– Что слышала, – выкрикнул он, и голос его задрожал то ли от горя, то ли от возбуждения, порождённого собственным бунтом. – Я пашу на двух работах, чтобы обеспечить нам достойную жизнь, а ты не способна позаботиться даже о котёнке. Обо мне речь молчит: я годами не видел ни глаженой рубашки, ни нормального ужина. Ты… ты…

– Довольно, – рявкнул ветеринар, – разборки устраивайте дома! Попрощайтесь с вашей Муськой, ей осталось несколько минут.

– Да чёрт с ней…

Мотнув головой, женщина плюнула на пол и решительно направилась к выходу. Едва дверь захлопнулась, муж, приблизившись к смертному одру, склонился над умирающим животным и, погладив его, что-то зашептал, роняя слёзы на полосатую шёрстку.

Когда медсестра унесла неподвижное тельце, заговорили о кремации. Но беседу неожиданно прервали женский вопль, грохот падения и громкий протяжный стон. Выбежав из кабинета, люди кинулись к лестнице и замерли в шоке.

Недавняя посетительница неподвижно лежала на площадке пролётом ниже, а рядом с ней…

– Вы видите? Видите?! – прошептал мужчина.

– Вижу что? – ошарашено спросил врач.

– Да не что, а кого, – возмутился собеседник. – Там Муська и она… она чудовищна…