Над изломами питерских крыш / повесть/                

 М. Раковский

Глава 1

 Леха

 Над изломами питерских крыш, в морозном мареве стояла полная Луна. Ее завораживающий свет заливал черную пустоту двора-колодца. Он смягчал углы и забирался в самые потаенные его места. И вот в этот, самый обыкновенный петербургский двор заехал 600- тый «Мерседес», в определенных, скажем очень ограниченных  кругах,  называемый «кабаном».  «Кабан» был черного цвета, с синией мигалкой на крыше и очень  понятными для всех сотрудников всех органов номерами.  Леха Постышев, который стоял возле окна и смотрел на загадочный круг Луны, открыл раму и наполовину высунулся на улицу, с удивлением вглядываясь в происходящее чудо.  Долго продержаться на морозе  он не смог и довольно быстро вернулся в теплый уют комнаты.  Однако,  за короткое время он  сумел увидеть,  как из «Мерседеса» вышел водитель и открыл заднюю правую дверь. Выпустив пассажира, высокого брюнета лет тридцати, в черном длинном пальто, он вернулся на свое водительское место.  Брюнет быстро подошел к двери подъезда,  где жил Леха,  приложил ключ-таблетку  и вошел внутрь. Мерседес медленно, как бы  нехотя, попятился задним ходом обратно в арку и постепенно исчез в ней.

Алексею  Постышеву  не спалось.  В коридоре что-то загромыхало и  покатилось. Раздался женский крик, густая мужская брань. Леха давно привык к чему-то подобному, так как всю жизнь жил в коммуналках.                                                                            

 Себя он помнил еще в далеком детстве, когда они с мамой и бабушкой жили на десятой линии Васильевского острова, в полуподвале.  Единственное окно их комнаты было  наполовину ниже уровня тротуара и,  сидя возле него за обеденным  столом, Леха, отодвинув занавеску, наблюдал за ногами прохожих. Ноги были разные.  В ботинках и сапогах, в босоножках и туфлях. В брюках, чулках или  колготках. Или без них. Толстые, худые, мужские и женские. Леха  любил наблюдать.  Игрушек у него почти не было,  и наблюдение за улицей было основным занятием. Окно в их небольшой комнатке никогда не открывалось. Открывалась только форточка,  и летом, в самую жару, от нагретого асфальта было нечем дышать. Тогда бабушка приносила таз с холодной водой и ставила его в угол комнаты.  А летними ночами, если было уж совсем невыносимо, то бабушка заворачивал Леху  в смоченную в холодной воде простыню. Впрочем, простыня довольно быстро высыхала и становилось еще невыносимее…

            Лехе  не терпелось выйти на лестничную площадку, чтоб проследить, куда  направится брюнет из  Мерседеса. Тем временем женские крики усилились. Мужская брань грохотала уже на всю квартиру.  Леха было достал мобильник, чтоб вызвать полицию, но передумал. Осторожно приоткрыв дверь, он выглянул в темный коридор. Конфликт «на бытовой почве» был в самом разгаре. На общей кухне слышался звон разбитого стекла и опрокидываемых кастрюль.

- Людка опять со своим хахалем перепились.  Уже третий день бухают, - подумал Алексей со злорадством, - Вот и результат.

- Вызывайте полицию, - послышался визгливый женский голос.

- Да не нужно никакой полиции, - он  узнал голос Никиты. Худого мрачного мужика неопределенного  возраста,  с длинными седыми волосами.  Никита вечно ходил в несвежей майке и трениках,  висящих на коленях пузырями.

- Я сам разберусь.  Без всякой полиции. В прошлый раз вызвали, так они пол-ночи  нас в коридоре держали.  Лицом к стене стояли. Забыли уже, что ли? – спросил Никита

По узкому темному коридору, едва не наткнувшись впотьмах на стоящий там не к месту чей-то сундук, и едва не провалившись одной ногой  в подломившуюся прогнившую половую доску,  Леха обошел эпицентр драки - огромную общую кухню. Вышел в прихожую и,  открыв пару замков, распахнул потертую, с прорехами в некоторых местах, дермантиновую дверь,  оказался  на лестничной  площадке.  Он посмотрел в пролет лестницы. На площадке, ниже этажом,  стоял высокий брюнет в длинном черном пальто и ковырялся ключом в дверном замке.  Это был  тот самый пассажир из Мерседеса. Леха недавно  узнал, что две квартиры на этой площадке выкупили какие-то очень состоятельные люди. Эти две квартиры объединили в одну. Так рассказывали строители, которые делали там ремонт.  Ремонт делали очень долго, что-то  около двух лет. Вот в эту, полностью переделанную, «шикарную», со слов строителей, объединенную квартиру и пытался открыть дверь высокий брюнет.  А третья квартира не принадлежала никому и была выставлена  на продажу. Жильцов уже давно расселили. Существующие методы расселения коммуналок Леха знал. Так что с содроганием ждал, что их коммуналку постигнет та же участь, что и нижние и придется переселяться куда предложат и особенно выбирать  не придется.  Высокий брюнет  в  конце-концов  исчез за дверью  и  Алексей было  уже собрался  уходить, как неожиданно  дверь нежилой квартиры открылась  и оттуда вышла женщина. Леха,  очевидно, чем-то выдал себя, так как женщина резко подняла лицо и посмотрела  вверх.  Он чуть не вскрикнул от ужаса, так как  увидел не лицо, а скорее маску. Очень бледное, почти белое лицо пожилой женщины с седыми волосами. Резкие черты лица ее были еще страшнее в неярком свете лестничной лампочки.  Алексею  казалось, что время остановилось, но на самом деле прошло 2-3 секунды. Женщина исчезла так же внезапно, как и появилась.

             Леха,  постояв немного на лестничной площадке и успокоив бешено забившееся сердце, вернулся в квартиру. В квартире повисла какая-то зловещая тишина. Предчувствуя что-то нехорошее, он прошел на кухню. На полу  лежало крупное тело Людкиного сожителя. Возле его головы, из-под которой расползалось темно-красное пятно, валялась большая чугунная сковорода. Сама  Людка  сидела рядом на табуретке и тихо скулила,  равномерно при этом покачиваясь.  Жители квартиры стояли здесь же, образовав полукруг.

- Да, теперь, пожалуй, пора и полицию, и скорую,  - сказал

Никита и набрал номер полиции.

- Полиция 02. Попробуйте спокойно объяснить, что у вас случилось? – услышал он низкий женский голос.

- Убийство на бытовой почве, - ответил Никита.

- А скорая приезжала? – спросили на том конце.

- Нет, ответил Никита.

- Вот видите! Сами еще не знаете что случилось.  Может никого и не убили, - в голосе  зазвучали высокие нотки, - Когда определитесь, тогда и звоните. Сейчас свободных машин нет. У нас нет возможности прислать экипаж.

 На том конце дали отбой.

- Полиция ехать не торопится.  Все на выезде и ехать на вызов некому и не на чем, - произнес он вслух.

Скорая, наоборот,  приехала достаточно быстро.  Вошедшие на кухню  врач и сопровождающий его фельдшер были по-деловому озабочены.

Врач присел на корточки возле жертвы и стал искать на шее артерию.

- Да, живой, живой, - врач посмотрел в сторону всхлипывающей Людки, - Успокойте ее кто-нибудь.  Дайте ей воды.

- Пульс нитевидный, слабый, - еле слышно сказал он. Но везти с такой раной нельзя.

Достав небольшой фонарик, он направил яркий  луч света на рану, внимательно осмотрел ее.

- Так, Витя,  сделай ему обезболивающий, потом я обработаю и буду шить, обратился он к фельдшеру.

-  Промедол в вену?  Чтоб вырубился окончательно? А ты ему тогда без анестезии можешь шить,  - вполголоса произнес фельдшер, - Все равно ничего не почувствует.

- Я попрошу всех выйти из помещения, - обратился он к присутствующим.

 - А Вы,  попрошу Вас, останьтесь и нагрейте воду, - попросил врач Никиту.

Леха облегченно вздохнул. Он не выносил вида крови и с облегчением удалился к себе в комнату.

В комнате он сел за круглый стол, который  перевез с Васильевского острова.  Еще бабушкин, старинный, из черного дерева.  С вырезанными на ножке негритятами. Опустил пониже оранжевый  абажур. Лампа тоже переехала с прежней квартиры. Леха специально воссоздал обстановку своего детства.  Так ему было легче жить. Хотя порой на него наплывали вспоминания.  И тогда ему было очень плохо.  Бабушка умерла, когда ему было лет восемь.  И тогда ему пришлось нелегко. Отец с матерью постоянно напивались и Лехе, порой,  приходилось ночевать под диваном вместе с котом. Среди ночи могли прийти «гости» и устроить скандал или драку, так что под  диваном  было всего безопаснее.  Хотя и без «гостей» бывали ссоры между отцом и матерью. Которые, порой, тоже перерастали в драки.  Потом, когда отец повесился в общей ванне на ремне, на батарее,  его, Леху,  отдали другой бабушке. Маму он стал видеть очень редко. Она заезжала изредка - привозила пряники, печенье и дешевые леденцы. Потом опять пропадала надолго.  Бабушка ее не очень любила, но жалела. А потом Лехе сказали, что мама больше уже не приедет.  И Леха не знал, что на это сказать. Он просто заплакал. Маму он любил. Когда стал постарше, Леха стал ездить на кладбище на ее могилку и подолгу разговаривал с ней, как с живой.

После смерти  матери характер Лехи стал меняться. Он стал замкнутым, угрюмым. Перестал общаться со сверстниками.

Когда  ему исполнилось шестнадцать лет, он  переехал в комнату, где последние свои годы жила мама – в район Загородного проспекта.

- В Петербург Достоевского едешь, -  как однажды сказала бабушка.

-  В Петербург дворов - колодцев,  «бедных людей» и белых ночей, - добавила она.

Леха легко поступил в художественное училище имени Н.К. Рериха.  Рисовал он очень хорошо, поэтому его взяли практически без экзаменов. Еще когда они жили на Ваське, он, сидя под столом, почти все время делал карандашом какие-то наброски. Темы он придумывал сам.

Учась в художественном училище, Леха купил себе мольберт и стал ходить, как он говорил,  «на этюды».  Он писал и маслом, и гуашью и карандашом. Но особенно любил он «мокрую акварель».  Ездил он и на Ваську, на свою родину,  на набережные.  После окончания художественного училища поступил он в Герцена на Факультет изобразительного искусства, однако в середине учебы бросил ее, так как пришли лихие девяностые,  и надо было как то зарабатывать себе на жизнь. На этюдах было не заработать, а на Невский и на другие проходные места, где стояли художники, было не попасть. Нужна была «крыша», которой у Лехи не было.  Можно, конечно, было встать на свой страх и риск, но таким образом можно было продержаться один-два дня и нужно было менять дислокацию. А за «крышу» было нужно платить и немало…

             …На настоящий момент в комнате Лехи, на мольбертах,  стояли 3 картины. На одной был изображен мрачный питерский двор – колодец, на второй пейзаж Невы с Петропавловской крепостью в багровых, словно залитых кровью, тонах. На третьей император Павел, лежащий на полу в луже крови в окружении гвардейцев – заговорщиков. Вида крови он не выносил, но почему-то в последнее время у него появилось непреодолимое желание показать кровь на холсте.

В этот, надо заметить,  недобрый вечер Алексей больше не выходил из комнаты. И только утром, от Никиты,  он узнал, что Людкиного хахаля,  полуживого,  унесли на носилках.  А саму Людку, уже глубокой ночью, забрал все же приехавший полицейский наряд.

                                     ***

 Михаил

Войдя в прихожую,  Михаил снял пальто. Сунул ноги в мягкие, уютные тапки, прошел на кухню. Достал из холодильника продукты и сервировал стол.  Самым большим его украшением  была  бутылка французского коньяка Frapih Cuvee.

В жизни Михаила с самого раннего детства  все складывалось удачно.  Уже в самом  начале девяностых его  папа занимал очень высокий пост в городе, являясь одним из первых заместителей самого Мэра.  Он был отмечен особенной милостью последнего, так как являлся ярым защитником демократии и проявил себя при Путче.  Ему полагалась служебная машина с водителем и машина сопровождения. Игрушек у Миши  было сколько угодно и каких угодно. Его возили по диковинным, невиданным ранее магазинам, которые в изобилии стали появляться  в городе, особенно в центре.  И ему покупали все, что он только мог пожелать.  Он ходил в элитное дошкольное учреждение, где преподавателей и телохранителей  было больше, чем малышей. А летом семья обычно  отправлялась отдыхать на престижные Средиземноморские курорты.  В середине 90-х они из города переехали жить в большой коттедж на берегу красивого озера в сосновом лесу.  В коттеджном поселке проживали соратники отца, занимавшие очень высокие посты в правительстве города.

За безопасность отвечала круглосуточно дежурившая по всему периметру поселка, а также и самого коттеджа, охрана и  надежные видеокамеры.

Когда Мише было восемь  лет,  маму заменила высокая длинноногая  блондинка модельной внешности.  Кстати она и была моделью, которую нужно было называть «тетя Лена».  Тетю Лену Миша  возненавидел,  впрочем,  как и она его.  Обоюдная ненависть  достигла такого уровня, что его сначала определили в очень элитный интернат, а через пол-года отправили учиться в Англию, а потом и  в Америку.   Михаил  учился в престижном Университете и постепенно забывал русский язык.  Вспоминал, когда возвращался на каникулы. На каникулах, которые совпадали с отпуском отца,  они с папой и тетей Леной отправлялись  на самые экзотические курорты мира, а вторую  половину отпуска проводили в Питере. Когда отец купил яхту, которую конечно назвали «Елена», они втроем, а то и большой компанией, с друзьями отца и их женами или любовницами,  стали совершать вояжи по Средиземному морю.  Эти морские путешествия очень нравились Михаилу. А в  Питере папа непременно выделял ему  роскошный автомобиль с автомобилем сопровождения.  Михаил часто просил водителя отвезти его на свою родину, на  Васильевский остров.  Их большая квартира находилась в доме на второй линии. Часть окон выходили на садик Академии художеств, а часть на Неву. Потом они переехали на Чайковского, в квартиру еще более роскошную.  Но прожили там очень недолго и оттуда переехали за город.

Михаил,  утолив первый голод, встал из-за стола и включил вмонтированную в стену звуковую  установку.  Тихо заиграл джаз. Он налил себе полную стопку коньяку.  Взял кусочек черного ржаного хлеба и, зачерпнув маленькой ложечкой черной  икры из  золотой икорницы, положил горку икры на кусочек ржаного черного  хлеба. Взял в руку хрустальную, тяжелую из-за ножки из черненного,  с вензелями,  серебра, рюмку коньяка и поводил возле носа. Попытался «прислушаться»  к аромату, понять букет божественного напитка. Залпом выпил ее.  Положил в рот кусочек хлеба с икрой.  В глубине квартиры скрипнула дверь. Михаил  вздрогнул. Ему некого было бояться. Но кто-то был в квартире.  Вышел из кухни и пошел было  по длинному полутемному коридору, но  резко остановился. Показалось или нет, но  в конце коридора в проеме двери явно кто-то стоял, но при его приближении исчез.

- Господи, подумал Михаил, - нервы уже пора лечить.

Однако он еще постоял немного, напряженно вслушиваясь и вглядываясь в темную пустоту коридора.  Вернувшись на кухню  Михаил  взял из буфета большой бокал и напомнил его коньяком  до краев. Залпом выпил.  Приятная теплота проникла внутрь, стала разливаться  по телу. Он подумал и налил еще половину фужера. Снова выпил и закусил хлебом с икрой. Потом взял с тарелки мясистый с жирком кусок буженины и, почти не разжевывая, проглотил его. Прислушался уже к себе,  к пугающей пустоте квартиры.

- Вроде отпустило, - подумал Михаил. 

И действительно, коньяк сделал свое волшебное дело.  Тревога  ушла куда-то и он неожиданно стал вспоминать как остро и стремительно у них начался роман с «тетей Леной».  Это произошло на курорте в Малибу несколько лет назад. Ему тогда исполнился двадцать один год. А ей было тридцать шесть. Выглядела она, конечно, гораздо моложе своих лет.  Отношения у них были скверные, точнее их не было вовсе.  Но в то путешествие  Миша  неожиданно стал замечать как «тетя Лена» странно поглядывает на него.  Почти незаметно, но в то же время настойчиво.  Несмотря на свои годы, он еще не имел большого  опыта общения с женщинами. То, что было в колледже и в Университете,  можно сказать было не в счет, несерьезно.  Но выглядел он вполне  как «мачо», герой–любовник, покоритель романтичных женских сердец. Черные,  смоляные вьющиеся волосы, накачанное загорелое тело, с рельефными кубиками мышц, уверенный взгляд голубых глаз из-под смоляных бровей.

В тот вечер отец решил порыбачить в океане и для этого  нанял небольшую рыбацкую шхуну. Телохранитель отправился с ним. Елена заскучала и задумала совершить небольшой шопинг по местным ювелирным магазинчикам. Нужен был сопровождающий и …почему бы нет? Она решительно отправилась к номеру Михаила.

-  I now better not to bother, - голос Миши был не очень радостный. Чувствовалось, что ему помешали.

- Можно? – Лена нерешительно приоткрыла дверь.

-  Извини, пожалуйста. Не хотела тебе мешать, но мне нужен сопровождающий, - впервые Лена говорила с ним  заискивающим тоном, - Ты не смог бы уделить мне пару часов?

- Оооо, - тут Лена увидела, что на столике, за которым сидел Михаил, стоит початая бутылка текилы, - Давай я покажу тебе, как текилу пьют в Акапулько.

- А что?  С большим удовольствием, - неожиданно для себя ответил Михаил.

- Ну, для этого нужно…

И Лена подробно рассказала, как кактусовую водку пьют в Акапулько и в чем ошибка интерпретаций пития этого напитка в фешенебельных и дорогих  столичных  кабаках.

А потом они перешли к практическим занятиям, в результате которых бутылку текилы они допили  по всем правилам и довольно быстро. После этого Михаил, как само собой разумеющееся, пригласил Лену в бар. Они направились туда уже немного разогретые и, соответственно, веселые.

В баре, несмотря на довольно поздний час для спокойного семейного отеля, было  довольно многолюдно. Два столика были сдвинуты и заняты десятком военных моряков с американского авианосца. За другими сидели в основном пожилые пары – жители отеля.

Приятно-тихо играла музыка.  Михаил еще несколько раз заказывал разные коктейли. Они весело болтали обо всем до закрытия бара.

Проводи меня, - Лена встала из-за столика и заметно  покачнулась.

- Да, действительно пора, а то уже перебор будет, - согласился Михаил, которому уже надоело пить и говорить на отвлеченные темы.  Хотя, общение с Леной показалось ему очень приятным.

Когда они подошли к номеру, где жили отец с Еленой, она достала карточку-ключ из сумочки и хотела уже вставить ее, как неожиданно повернулась к  Михаилу и, обняв его за шею, сильно и нежно припала к его губам. Она прижималась к нему всем своим красивым, полураздетым телом и дрожала.

- Миша, не бросай сегодня меня одну, пожалуйста, - шептала она в каком то исступлении.

Михаил крепко взял ее за руку и  вывел во двор отеля.  Дорожка из красного кирпича, ведущая к выходу из отеля, была плохо освещена. По краям ее стояли изящные светильники, которые  неохотно отдавали накопленную за день энергию. По-прежнему крепко держа Лену за руку, он повел ее  через заросли диковинных растений, напрямик к берегу океана. Со стороны цепи гор Санта - Моника висел завораживающий, полный круг Луны. Наконец, они вышли на берег. Тихий океан в эту ночь не был тихим. Шум волн порой переходил в рев. Начинался серьезный шторм. Но это было на руку влюбленным. В стороне  длинного пирса, уходящего в океан, были видны громадные волны, которые быстро неслись к берегу одна за другой. Серфингистов, которых обычно было очень много на сорока  километрах пляжа, сейчас не было видно. Неожиданно Михаил остановился, и неожиданно для себя и для Лены он обнял ее. Стал ласкать ее губы своими. Я  мужчина, и инициатива должна исходить от меня, - думал он, целуя ее.  Недалеко от них чернело небольшое заброшенное бунгало, бывшее когда-то уютным баром.   Сейчас, чтобы спастись от резкого, уже ревущего и свистящего ветра, оно было как нельзя кстати. Он уверенно повел ее к нему. Когда они вошли внутрь, Михаил бережно взяв Лену за схваченные ленточкой сзади в пучок волосы, опустил ее на колени перед собой. Остальное она сделала сама. Они занимались любовью несколько часов, не желая отрываться друг от друга. В конце-концов усталость взяла свое, и новоиспеченные любовники буквально провалились в неглубокий  сон, который напоминал нирвану. В пятом часу  начал подниматься диск солнца.

- Господи, шторм, а он же рыбачил всю ночь, - Лена не на шутку взволновалась.

Но с отцом Михаила было все в порядке. Когда начался шторм, он с борта рыболовецкой шхуны перешел на борт пограничного сторожевика ВВС США, куда его любезно пригласили моряки.  А в семь часов доставили в порт Санта-Моника.

От любви до ненависти один шаг.  С Михаилом и Леной произошло наоборот…

…Годы шли. Несмотря на то, что отец был высокопоставленным госчиновником,  к началу нулевых он уже владел целой империей бизнеса.  В  эпоху первоначального накопления капитала, которую сейчас больше именуют простым словом «беспредел», все средства были хороши. «Крыши», «грядки», «стрелки» и «терки» решали все.  Но отец все решал по-другому. Он задействовал свой административный ресурс.  Для решения своих задач он подключал все силовые структуры, которые так или иначе зависели от него. Конечно, кроме бизнеса доход ему приносили различные махинации, в которые были вовлечены все его товарищи - чиновники. Все только зависело от схем, в которые входили эти люди. В его империю бизнеса  входил не очень крупный банк, довольно большая строительная фирма, асфальтный завод, сеть магазинов известного бренда,  фирма по грузоперевозкам. Официально, конечно,  все было записано на жену или на родственников.  Ему принадлежали доли в различных риэлтерских  фирмах, в пищепроме,  мусоперерабатывающем бизнесе и Морском порту. Чтобы  управляться  со всем этим хозяйством нужен был надежный, верный помощник. У него был сын, и он неоднократно звал его вернуться в Россию.

- Сынок, приезжай, - ты же знаешь как мне трудно, - Уже на бабку с дедкой твоих скоро придется холдинги записывать. Смех просто.

 Сын не ехал по разным причинам.  В том числе и из-за Лены. Хотя порой он очень хотел быть с ней. Но он не давал хода своим чувствам. Михаил  знал, что если отец узнает о связи с ней, то ему несдобровать.

А когда сын  приезжал, отец любил учить  его,  расположившись в кресле поуютнее, возле камина:

- В бизнесе, сынок есть несколько правил. Не испытывай жалости ни к кому, особенно к конкурентам.

Или вот еще правило, -  говорил он, - В партнерах не нужно видеть людей.  Если ты будешь видеть людей, то не увидишь денег.

- Есть только бизнес, сынок.  Один бизнес и все.  Ничего кроме бизнеса.

- Или вот еще верное правило:  Человек  уважает силу и только силу.  Если ты точно уверен, что тебя ударят, то бей первым и не ошибешься.

- Голова должна быть «заточена» только на зарабатывание денег. Это главное,  - говорил   отец  и внимательно смотрел на сына.

- Весь бизнес  держится на обмане и силе. Впрочем, - смеялся  он, - может и  наоборот. На силе и обмане.

- И вообще, человеку присущи такие  качества, как агрессивность, вороватость, злоба, похотливость, - как-то сказал отец, - Они всегда живут в человеке. Просто скрыты и проявляются в ответственные моменты.

Сын вспоминал, что нечто подобное он слышал на занятиях в Университете по немецкой классической философии.  Когда они изучали Ницше и апологетов фашисткой теории.

- Почему ты в людях  видишь все только плохое, - не выдержав, стал возражать Миша, - Ведь в России были Толстой, Пушкин, Достоевский, Тургенев. Может в бизнесе и так,  как ты говоришь.  Не надо все отношения между людьми приравнивать к отношениям в своем  бизнесе. У нас в колледже и потом в Университете ничего подобного не было. Ну,  были упыри, уроды всякие. Но это как исключение разве. Они везде, в любом обществе и коллективе есть.

- Мне кажется, что вообще все люди разные. И кто-то  способен на подлость. Но все им возвращается бумерангом. Хотя…  - Михаил хотел  что-то добавить, но не стал.

Отец внимательно посмотрел на сына.

- Какой-то он слишком интеллигентный вырос, - подумал он, - Мягенький какой-то.  Наверное,  таким стал среди педерастов-либерастов в Америках  своих. 

- Ну,  посмотри сам, сынок, – говорил эмоционально отец, - все твои товарищи уже сидят в креслах руководителей  различных компаний.  И уже один твой друг детства, с которым ты на горшок вместе ходил,  в Думе заседает. А другой уже готовится.

Надо отдать должное Михаилу.  Во время учебы в Америке отец платил только за колледж – на личные расходы он зарабатывал сам. Но в будущем, он был уверен, рано или поздно ему придется вернуться и работать с отцом. Такая перспектива ему не очень нравилась или, точнее,  совсем не нравилась. У отца был довольно крутой нрав, а Михаил уже привык к независимости.

- Только один шалапут  папкино  наследство на яхтах и на островах пропивает, пока тот в местах не столь отдаленных чалится, - продолжал напутствия отец, - А нечего Самому перечить.  Не по Сеньке шапку стал мерять. Кишка тонка.

- Ничего… Будет дальше  «Кристаллом  брют» или «Perrier-Jouet»  ванны заполнять, самолетами баб на острова возить, да Мазератти  о пальмы бить, никаких миллионов  надолго не хватит, - и отец расхохотался своим раскатистым и очень приятным смехом.

…Но после трагической гибели Лены у Михаила  уже не оставалась выбора. Это подозрительно совпало с тем, что он как раз заканчивал  Университет. Что произошло с Леной,  он так и не понял. Только отец прислал ему телеграмму. «Лена погибла в авиакатастрофе. Приезжай».

И он приехал. Лену уже похоронили. Лена летела на своем вертолете Robinson R22 . Пилот был опытный. Как говорилось в заключении техэкспертизы МВД - «Взрыв произошел из-за утечки топлива».

Когда Миша летел в самолете, то решил про себя, что проведет свое расследование. 

- Найму частного детектива, - самоуверенно думал он.

Однако, после более конкретного ознакомления с постсоветской или российской действительностью, он поостыл.

Михаил - уговаривал его отец.  «Да  о тебе уже пресс-релизы напечатаны»

- На, почитай, - и отец протянул ему листок.

Михаил взял в руки небольшой листок. Вырвал глазами из текста: «Глобальность в видении решения любых проблем бизнеса, внимательность и целеустремленность,  способность выстраивать интересные бизнес-схемы».

Ему не хотелось читать написанный неизвестно про кого  пресс – релиз. 

- Не бойся, - не унимался отец, - Сначала в кресло посажу, где стратегических решений принимать не будешь. Опыта наберешься. Ну, пойдешь, например,  в  какой-нибудь холдинг, сядешь в кресло Гендиректора какой-нибудь «дочки».

Видя помрачневшее лицо сына, отец поправился.

- Ну не хочешь, как хочешь, - миролюбиво сказал он, - Дам я тебе лямов двадцать для раскрутки. Зеленых, конечно.

- Ну,  просрешь половину, ясен пень.

 - А как иначе научишься дела делать?

- Ну что задумался? - спросил отец, увидев, что лицо Михаила как то помрачнело, - Понял я, кажется, что тебя беспокоит. Привык там жить. Не патриот ты, Миша, не патриот. Привык по Европам скакать. Хочешь меня спросить, что будет, если политическая, скажем, обстановка изменится?

- Ладно, нарисую я тебе схемы вывода, так сказать, средств. С голой задницей там не окажешься. Будешь готовить себе запасной аэродром.  И я уже много сделал для этого аэродрома. Но пока раскрывать секреты тебе не буду. До поры до времени.  Вот встанешь немного на ноги, тогда кое-что растолкую.

                                     ***

…Михаил подошел к стене, нажал на  замаскированную  под  глаз Циклопа кнопку, открылась дверка, на полках засверкали аккуратные ряды бутылок. Найдя нужную ему Шато-Мутон Ротшильд 1982, нарезал себе любимого с детства сыра «Puant Macéré». Подумав, положил на тарелку с сыром  лоснящийся янтарным жиром кусок осетрины и,  держа  в одной руке тарелку с  закуской, а в другой бутылку и высокий хрустальный бокал,  по небольшому коридору прошел в ванную комнату. Ванная комната представляла собой большое помещение, отделанное розовым мрамором и с потолком с лепниной в виде греческих богов. Посредине стояла больших размеров джакузи. Сверху в джакузи, при нажатии нужной кнопки  изо-ртов наяд, тритонов,  сирен и бога Нептуна  низвергались потоки воды. Бассейн, задуманный изначально, был отвергнут архитектором-проектировщиком из-за опасности обрушения этажа.  Миша сел за небольшой столик  из черного лунного камня, поставив на него бутылку вина и закуску. Снял шлепанцы. Ступни ощутили приятную теплоту нагретого камня. Взяв из изящного ящика стола штопор, сделанный в виде русалки, открыл запотевшую бутылку и наполнил наполовину бокал.  С помощью пульта управления джакузи включил воду. Вода, пройдя через специальные фильтры, была зеленовато-голубой.  Михаил пригубил вино и,  взяв из специального углубления в столике  нож и вилку,  отрезал небольшой кусок осетрины и положил его в рот. Осетрина как масло быстро растаяла под языком.  Джакузи быстро заполнялась. Пультом  управления Михаил включил нужный режим, при этом вода приятно забурлила,  уменьшил свет почти до полумрака и  по небольшой позолоченной лестнице поднялся к краю борта.  По такой же лестнице спустился в глубокую часть джакузи.  Воду он сделал около 35 градусов. Пройдя метра два через глубокое место чаши,  лег на специально сделанное ложе. Пузырьки приятно щекотали и покалывали тело. Увидев свое отражение на вмонтированных в потолок зеркалах, удовлетворенно закрыл глаза.

Женщина в черном плаще, с неподвижным, словно маска, бледным лицом и седыми волосами вошла в помещение ванной комнаты совершенно неслышно, словно проплыла в нагретом воздухе. Подойдя к лежащему с закрытыми глазами, совершенно расслабленному Михаилу, плавным движением достала шприц и отработанным, профессиональным движением подняла его,  выдавив в воздух  тонкую струйку бурой жидкости. Затем приготовилась ждать, когда он откроет глаза…

- Ну что проснулся? Доброе утро, сынок, -  Она с размаху вонзила шприц в шею Михаила и выдавила его содержимое.  Сделала она это очень ловко, так что боли он практически не почувствовал.

- Михаил  от ужаса не мог пошевелиться. Он словно окаменел.  А через несколько секунд понял, что уже не может пошевелить ни одним своим членом, даже если бы очень захотел.

- Ну,  здравствуй, сынок, - женщина приблизила лицо к лицу Михаила, - Что, совсем не узнаешь?

Улыбка, которая появилась на лице женщины, была ужасной.

Несмотря на весь ужас, который сковал разум Михаила, он не потерял способность мыслить и анализировать. Сквозь черты маски-лица седовласого, похожего на пришедшее из потустороннего мира Нечто, Михаил стал узнавать черты давно-давно забытого лица. Лица собственной матери.  Он хотел что-то произнести, пытался пошевелить языком, но эти его потуги были тщетны.

- Ну, вижу,  узнал, - женщина из потустороннего мира удовлетворенно кивнула, - А сказать ничего не можешь. Так вот и не нужно тебе говорить. Говорить буду я.

Она вынула небольшой фонарик и направила узкий сильный луч света Михаилу  в глаз. Увидев, что зрачок реагирует на свет, она удовлетворенно кивнула.

- Отец бросил меня, а точнее выгнал на улицу, практически без средств существования, когда тебе было восемь лет. Я не знаю,  что тебе он плел, да и не важно. И тебя воспитал бы как подобие себя. Но, очевидно, бог помог. Послав эту куклу. И тебя отослали в Англии – Америки. А ты, сынок, почему мать не искал? Забыл совсем? Сразу взял и забыл? Вот так и тебя твои дети забудут. Да ладно, чего это я раскудахталась?

- Хочу тебе пару слов об отце твоем рассказать. Сука он порядочная. Даже не сука. Гораздо хуже. Я не из-за того, что он со мной так обошелся. Нет. Он просто по жизни скурвился. Из-за бабла своего. Его давно переклинило. Наверное,  и тебя уже учил уму разуму неоднократно. Я уверена, что учил.  Так вот, запомни сынок. Если одна голова Трехглавого змея тебя прикусит, то и конец тебе. Головы эти всем  известны.

 Она не надолго замолчала, словно пытаясь припомнить что-то.

- Да этот человек, - он просто чудовище. Я была свидетельницей, как он заработал свой первый миллион. Долларов, конечно, долларов.  Народ, которому он всю жизнь яко бы служит, на самом деле для него мусор, пыль. И еще быдло, наверное.

- Вот тогда, когда он эти деньги почувствовал, через себя и перешагнул. А может он всегда и был такой, только нужны были условия, чтоб себя раскрыл. И через меня перешагнул. Причем  легко. А потом его понесло.  Дорогущие кабаки,  модели,  дорогие элитные проститутки, казино, иномарки. И деньги. Очень много шальных денег. Это ночью. А в остальное время Мэрия,  где ему удалось стать одним из самых приближенных  лиц. И если бы не Ленка, не остановился бы. Тогда много его товарищей по цеху, так сказать, полегло.  И все из-за власти, да за бумажек зеленых.

- Впрочем,  его, так сказать легальную жизнь ты и сам знаешь, уже более-менее взрослый был. Я тебе его вторую, тайную жизнь сейчас открыла. А может она для него и первая была. А в Мэрии вторая.

В этот момент она неожиданно замолчала. Обостренный в минуту опасности слух не подвел. Кто-то открывал дверь. Женщина быстро достала ампулу из кармана и надломила ее. Втянула шприцом содержимое. Потом отработанным движением выдавила струйку и воткнула шприц в руку сына. Убедившись, что Михаил закрыл глаза, она бесшумно выскользнула из помещения.

 Первым, кто зашел в квартиру, был  телохранитель. Он контролировал вход в подъезд и в квартиру. По инструкции отлучаться ему было категорически нельзя, но он часа в четыре ненадолго отходил в забегаловку, находящуюся буквально недалеко от подворотни  попить кофе и перекусить.  В семь часов утра, заподозрив неладное, он позвонил в звонок. Тишина.  Открыл дверь своим ключом и осторожно вошел в прихожую. Пробежал по комнатам, потом в кухню и, наконец, в ванную комнату. В огромной ванне-джакузи лежало тело Михаила, сына его босса. Его лицо было смертельно бледным.  Недолго думая, охранник схватил со стола зеркало и приблизил к губам Михаила.  Зеркало быстро  запотело.  «Скорая» прибыла через десять  минут.  Тело вытащили, положили на кафель, подключили какую-то аппаратуру, сделали  укол. Лицо Михаила стало потихоньку розоветь. После этого его  положили на носилки и два здоровых санитара аккуратно вынесли их на улицу по крутой лестнице.  Скорая рявкнула сиреной и выехала из двора.