КАК ДОСТИГАЛАСЬ НАДЁЖНОСТЬ КОЛЁС ТЕПЛОВОЗА 2ТЭ121
Ну, вот и всё: изделие готово.И детище твоё уходит в путь…Как будто ты с ребёнком расстаёшься,Который уезжает в дальний путь.Дмитрий ДьяконовИстоки проблемы
В конце 70‑х — начале 80‑х годов наш институт и Ворошиловградский (Луганский) тепловозостроительный завод (ВТЗ) создавали новый, лучший в мире грузовой двухсекционный тепловоз 2ТЭ121 мощностью 4000 л. с. в каждой секции. Тепловоз являлся базовой конструкцией унифицированного ряда грузовых магистральных тепловозов мощностью 4000–6000 л. с., что налагало особую ответственность за надёжность его узлов. Он имел высокую номинальную нагрузку от колёсной пары на рельсы — 25 тс ±3%, конструкционную скорость 100 км / ч.На тепловозе была применена новая для грузового тепловоза комбинированная подвеска привода: опорно‑рамная тягового двигателя с полым валом и опорно‑осевая редуктора. Передача мощности от двигателя на колёсную пару осуществлялась через конические соединения с гарантированным натягом (КСГН) резинокордной и зубчатой полумуфтой с торсионным валом, проходящим через полый вал якоря ТЭД. Колёса тепловоза диаметром 1250 мм были составными с бандажом и спицевым центром.2ТЭ121 был любимцем заместителя директора института по научной работе Льва Константиновича Добрынина. Институт тесно сотрудничал с Ворошиловградским заводом на всех этапах от разработки техзадания, проектирования до приёмочных испытаний опытных узлов и тепловоза в целом. Так что мы полностью разделяли ответственность как за преимущества, так и за недостатки конструкции.Для меня процесс создания этого тепловоза был полон драматизма, «героических преодолений» и переживаний. Руководимая мною лаборатория отвечала за прочность колёсной пары. Но случилось так, что ещё по пути следования на испытания из Ворошиловграда в Коломну на головном образце тепловоза на торсионном валу тягового привода при отсутствии тяжёлых нагрузок провернулись резинокордная и зубчатая полумуфты.Это было ЧП! Перед нами поставили задачу: исследовать причины повреждений и в кратчайшие сроки дать заводу рекомендации по их исключению. С этим заданием мы справились достаточно быстро и кардинально, поскольку у нас уже был опыт создания в рамках СЭВ типовой методики расчёта, проектирования и изготовления конических соединений.Контрольный расчёт показал, что и расчётные, и технологические натяги не соответствовали динамическим перегрузкам. Способы подготовки сопрягаемых поверхностей, технология сборки тоже не соответствовали нашим требованиям, уже изложенным в РТМ. В качестве покрытия поверхностей было применено цианирование, причём толщина слоя не контролировалась. Вместо антикоррозионной защиты это покрытие при определённой толщине становилось смазкой и снижало прочность соединения.Состоялось совещание специалистов ВНИТИ и ВТЗ. Мы рекомендовали заводу переработать конструкторскую документацию. Изменить величины натягов и способы их контроля на рекомендуемые нами в РТМ, применить оксидирование поверхностей сопряжения вместо цианирования, освоить способ контроля диаметров конусов и углов конусности приборами по методу прямого копирования, установить гидропрессовое оборудование для повторных монтажа и демонтажа конических соединений.Было принято решение изготовить партию этих соединений на Калужском заводе с рекомендованными нами натягами — расчётными и технологическими, с оксидированными поверхностями и направить их на испытания во ВНИТИ.Для расширения своих знаний в этой области связались со специалистами Калужского машзавода, которые, как нам было известно, имели большой опыт в проектировании и изготовлении надёжных конических соединений для гидроприводов маневровых тепловозов. Вместе с заводскими специалистами А. А. Ильяшенко и С. Л. Заярным мы разработали новую технологию изготовления деталей соединения, контроля и сборки, изготовили опытные образцы лучших КСГН на Калужском заводе. Провели полный объём статических и динамических испытаний этих соединений на стендах ВНИТИ.В этой работе участвовала вся моя лаборатория: Изольда Макаровна Петракова, Тамара Ивановна Арсенькина, Юрий Семёнович Дроздов, Виктор Иванович Грек, Елена Павловна Соломатина, Людмила Ивановна Деянова, а также инженер соседней Лаборатории валов и осей Андрей Владимирович Загонский.Как самоотверженно работали мои дорогие сотрудники! Их никогда не приходилось заставлять, уговаривать. В выполнении расчётов принимала участие Тамара Ивановна Арсенькина. Она и была командирована в Калугу для контроля работ по изготовлению опытных узлов. Когда соединения были изготовлены, за ними послали машину — пикап. Тамара Ивановна, убедившись, что валы погружены в машину, несмотря на трудности пути решила сопровождать этот ценный груз и тоже села в пикап. Путь был не близкий, но она его выдержала! Она могла бы вернуться в комфортной обстановке — поездом, но решила не оставлять драгоценные валы без присмотра. Вот такие люди работали в нашей скромной лаборатории — ответственные и умелые инженеры и техники.Убедившись на основе расчётов и стендовых испытаний в надёжности соединений и в том, что они без потери свойств позволяют многократные монтажи и демонтажи, мы передали Ворошиловградскому заводу отчёты И‑55‑86, И‑82‑86 с описанием технологии изготовления, контроля, методов и результатов испытаний, а также с рекомендациями. Позже начальник заводского КБ Алексей Тимофеевич Литвинов сказал мне, что нашими отчётами потрясали на собрании партийно‑хозяйственного актива завода, как примером эффективного сотрудничества науки и практики.Усовершенствованные образцы торсионов были установлены на тепловозе 2ТЭ121. Для доказательства надёжности соединений, изготовленных по нашим рекомендациям, мы с Изольдой Макаровной Петраковой и Еленой Павловной Соломатиной провели ходовые испытания в условиях эксплуатации на Северной железной дороге. Потом были проведены эксплуатационные испытания на тепловозах, находившихся в рядовой службе. Соединения надёжно работали.По нашим рекомендациям в депо Попасная Южной ж. д., где тепловозы этой серии проходили ремонт, был построен стенд для монтажа‑демонтажа конических соединений гидропрессовым способом. Мы разработали чертежи стенда и методику проведения периодических испытаний соединений при серийном производстве. Новую технологию внедрили на Ворошиловградском заводе, и больше проблем с торсионами не возникало...

Командировка в Чехословакию
В 1983 г. к нам в Минтяжмаш пришёл новый министр С. А. Афанасьев из среднего машиностроения (то есть из оборонки) и навёл на чиновников страху, потребовав дисциплины и исполнительности. Наш начальник Управления тепловозостроения Н. Д. Щегловитов с уважением говорил про него: «У него кулак с мою голову!» На вопрос нового министра «Почему тепловоз 2ТЭ121 до сих пор не сдан межведомственной комиссии?» кто‑то промямлил:— Да это виновата одна упрямая женщина во ВНИТИ!— Кто такая, что она говорит?Была названа моя фамилия…— Она говорит, что колёсная пара не годится, недостаточна её прочность, что технология литья спицевых центров не обеспечивает качества, что чехи делают лучше.— Так послать её немедленно в Чехословакию! Почему до сих пор она ещё не там?И вот поступает распоряжение сейчас же, немедленно лететь в ЧССР на металлургический завод фирмы Шкода в город Ческе Будеёвице, на родину бравого солдата Швейка.Сформировали делегацию: руководитель Э. Н. Никольская, члены делегации главный металлург Луганского завода Владимир Иванович Морозов (старше 60 лет) и начальник фасонно‑сталелитейного цеха того же завода Вадим Константинович Сидоровичев.Делегация встретилась, как было принято, в пятницу накануне отъезда в Министерстве, в отделе зарубежных связей, чтобы получить паспорта с визами, билеты на самолёт и деньги на мелкие расходы. Мне повезло в том, что к тому времени я была уже бывалым участником совещаний в рамках СЭВ, в то время как остальные летели за рубеж впервые. Это позволило мне, несколько исхитрившись (пусть меня простят коллеги), добиться соответствующей дисциплины.Меня взяли в оборот сразу:— Эльвира Николаевна, вы будете нас учить, как отливать колёса? Вы, наверное, большой специалист в этой области? Да и что нового мы можем там узнать? Всё давно известно, мы знакомы с технической информацией!Я ответила коротко:— Нет, я не специалист в области литья, но на время пребывания за границей я — ваш руководитель, а по возвращении дам характеристики вашему поведению (это был блеф!). Поскольку я не специалист, то имею право задавать те вопросы, которые специалистам давно известны, даже если они выглядят глупо. Все вопросы и ответы вы записываете, то есть ведёте протокол. Вы для того включены в делегацию, чтобы я не натворила ошибок. Но вопросы задаю я, а вы — только тогда, когда я к вам обращусь и попрошу вас об этом. А сейчас идите в министерский буфет и наберите продуктов на время нашего там пребывания, чтобы там не тратить командировочные.Потом я отправилась в кабинет к нашему куратору и попросила его связаться по телефону с главным металлургом завода в Чехословакии, чтобы для экономии нашего времени заранее продиктовать ему мой вопросник, учитывая, что кто‑то из чешских специалистов может отсутствовать на заводе по причине приближающегося Нового года.В министерстве нас, как всегда, проинструктировали, как себя вести, в том духе, что в ЧССР как раз размещались наши ракеты С200, и республика была наводнена шпионами, соответственно, был высокий спрос на советские паспорта и прочую документацию.— Паспорт, билеты и прочее всегда держать при себе, в том числе в туалете и в ванной, не оставлять без присмотра ни на минуту! Никаких чертежей, таблиц, статей, стандартов и книг через границу не перевозить — будете обвинены в техническом шпионаже.— Да мы же как раз и едем за чертежами, таблицами и цифрами!Забегая вперёд, скажу, что, конечно, я не удержалась и целый портфель отвела под «технический шпионаж», добавив к бумагам термопару чешского изготовления для измерения температуры плавки стали.Прилетели мы в Прагу утром, в аэропорту нас встречал главный металлург. Он совершенно не понимал, зачем мы приехали, несмотря на мой вопросник. Пришлось снова объяснить. Город уже был украшен к Рождеству и Новому году и выглядел празднично. Заехали в посольство к атташе по науке. Он нас с интересом выслушал и попросил на обратном пути непременно к нему зайти и передать ему наш технический отчёт о пребывании. Я выполнила его просьбу и попросила его в случае моего ареста за провоз технических материалов через границу сообщить во ВНИТИ, что я это сделала ради Дела, которому служу. Слава Богу, всё обошлось, но я пережила не лучшие минуты своей жизни.В Ческе Будеёвице поехали на машине, прибыли туда к вечеру. Нас поселили в трёхкомнатной квартире. Чех сказал, что он заедет за нами часов в девять, повезёт нас в банк для обмена валюты, а потом поедем на завод. Я спрашиваю:— А во сколько начинает работать завод?Отвечает:— В семь утра.— Вот, — говорю, — в шесть тридцать и заезжайте за нами, нам время дорого. В банк можно позже, у нас продукты есть.Моя делегация выразила недовольство. Когда он распрощался с нами, я решила принять душ, а мужчин попросила, чтобы они накидали вопросник на завтра. Они почти обиделись, разворчались: разве они, специалисты с большим опытом, нуждаются в предварительной подготовке к беседе по своей специальности или в моих подсказках? Я напомнила, что вопросы буду, прежде всего, задавать именно я, но я ведь не специалист. Мужчины смирились и, увлекшись, записали более тридцати пунктов…Когда утром прибыли на завод, состоялась встреча у главного инженера. Я рассказала о Коломне, о ВНИТИ, о проблемах, которые привели нас к ним. Заметив, что я заглядываю в бумажку, меня попросили позволить размножить вопросник на ксероксе и раздали его специалистам, чтобы они подготовили нам ответы. (У нас ксероксов не было, и я по возвращении рассказывала коллегам о небольшом ящичке в углу, на котором можно скопировать всё, даже рукописный текст, не согласовывая с Первым отделом. Все очень удивлялись…).И вот, несмотря на научно‑техническую информацию, существующую на заводах и в институтах, несмотря на участие в разных выставках и симпозиумах, мои высококлассные специалисты пришли в удивление ещё у ворот завода (как я для себя отметила: раскрыли рты от изумления и больше не закрывали до отъезда!). Хорошо, что я их предупредила, чтобы они записывали всё, что услышат или увидят в блокнотах на моих плечах, ибо я специально для этого случая имею маленький рост и могу служить чем‑то вроде бюро...

Закарпатье
Дорога была моей песней любимой,Надеждой моей на внезапное счастье,Спасеньем от мыслей ночных, неспокойных,Продлением жизни за круг горизонта.Михаил Танк
Закарпатье — это Юго‑Запад Украины, её жемчужина, край высоких гор, бурных рек, садов и виноградников, минеральных источников. В конце 60‑х годов были у нас знакомые из Львова, Невмержицкие, с которыми мы познакомились на судакских пляжах и потом много лет переписывались. Так они говорили, что Закарпатье столь прекрасно, что красотой там пропитан весь воздух, что каждый, живущий там, обязательно или поэт, или музыкант. Песни, музыка, поэзия, любовь и нежность в атмосфере, люди дышат этим воздухом, видят поэзию гор и становятся романтиками, в их душах появляется любовь к прекрасному, всевозможные таланты, и чтобы они потом ни делали, каким бы трудом ни занимались — всё, к чему бы ни прикасались их руки, всё превращается в золотую радость человека, в счастье, в любовь.Теперь я поверила в то, что так это и есть. Действительно, красота, в которую трудно поверить. Такое может быть в сказках, в фантастических картинах. Хочется всё запомнить, вобрать, чтобы передать своим детям, близким, друзьям, чтобы облагородить свою душу и делать в жизни только красивое, не реагировать на мелочи жизни, не реагировать на мещанское, обывательское. Красота Закарпатья зовёт к возвышенному, благородному, к осмысленной жизни, полезной для народа. Там дышится свободно, легко, полно.Как живописно расположены сёла, небольшие посёлки. Горы, горы, ущелья, густые места, голубоватая дымка — то ли туман, то ли дыхание гор. Бук, пихта, ели, дубы… Железная дорога вьётся в горах, над пропастями, по страшным мостам… Вправо, влево, туннель, ещё туннель, ещё туннель… Кривые радиуса 240, 220, 265, 270, 300 м. Путь плохой, скорость ограничена то ли из‑за типа рельсов, то ли из‑за малых радиусов кривизны, то ли из‑за прогнивших шпал. Мы свою скорость ограничиваем ещё на 10—15%, учитывая нашу большую нагрузку на рельсы. Василий Захарович нервничает, несмотря на всю красоту он любит ездить быстро… Женя выполняет требования точно, а Саша Стаецкий прекрасно ориентируется в конструкции и состоянии пути: на глаз определяет и тип рельсов, и величину износа — не зря он восемь лет работал путейцем.В Тернополе в дистанции пути и в отделении грозились посадить к нам в кабину инженера‑путейца, ибо ограничений было очень много, почти на каждом километре — то износ, то оползни, то пропущенный тоннаж, то бальность, да и наш тепловоз внушал и уважение, и страх. Но… летняя железнодорожная страда, людей не хватает. Ограничились тем, что дали мне выписать все имеющиеся ограничения и взяли расписку в том, что я как руководитель испытаний несу полную ответственность за безопасность движения по маршруту и ознакомлена со всеми ограничениями. Было страшновато, но другого выхода не было. Впоследствии я уже смелее давала такие расписки — например, в Ужгороде...
Магдагачи
Поезд уже стоит. Время — час ночи. Судорожно хватаем пальто, шапки, вещи. Бежим к тамбуру — он закрыт, проводника нет. Что делать? Стучим в купе проводника — тишина, бежим в тамбур соседнего вагона, потом следующего — везде двери закрыты, никого нет. Наконец, проводник одного из вагонов все‑таки выпустил нас на волю. Хорошо, что поезд стоит здесь минут 20, так как меняется локомотивная бригада. Выбравшись на улицу и поставив вещи на снег, застёгиваемся, завязываем шарфы, спрашиваем у какого‑то железнодорожника, где здесь локомотивное депо. Поезд уходит.Дежурный по депо даёт нам провожатого, и мы отправляемся в дом отдыха локомотивных бригад. Администратор возмущается:— Вы что, думаете, я вам освобожу две комнаты? Комнаты у нас большие, на несколько человек. Нет, не могу, у меня главная забота, чтобы машинисты хорошо отдохнули, и не просите! Не могу я их потеснить. Будете жить вместе в одной комнате. И ту мне трудно освободить.— Ну как же так? Вы же видите: перед вами мужчина и женщина!— Ну и что? Вы ехали в поезде в одном купе — и ничего!Дальше спорить было бесполезно, да и спать очень хотелось: глубокая ночь (уже вторая или третья бессонная), разница во времени…Но как же тут чисто и уютно! Поселились в разных углах большой комнаты. Попили чаю и спать! Утром проспали — никак не привыкнем к разнице во времени: здесь уже восемь часов утра, а для нас это — как час ночи, глаза слипаются. В депо явились только к 9 часам.Несмотря на телеграмму, посланную в депо из ЦТ МПС накануне нашего отъезда, никто ничего не знал о межведомственной комиссии, о том, где конкретно находятся тепловозы, участвующие в эксплуатационных испытаниях. Одним словом, депо не было готово к работе комиссии. Конечно, мы могли бы спокойно ждать: комиссия‑то ещё не вся собралась, да и колёсные пары рано или поздно будут выкачены во время большого подъёмочного ремонта тепловоза, срок которого уже настал. Но время командировки ограничено, и приехали мы не бездельничать.Пытались растолковать руководству депо о важности нашей миссии, о заинтересованности МПС в этой работе, убеждали, но успеха не имели. Пошли знакомиться с цехами: профилактики, заготовительным, подъёмочным, электромашинным, колёсным, по ремонту дизелей. Когда находили слушателей среди рабочих, рассказывали им о программе работы комиссии, о Коломне.Нам обещали отыскать на линии тепловоз 2ТЭ10В № 4669А с опытными колёсами и пригнать его в депо, ведь мы должны подробно осмотреть визуально и с помощью увеличительных средств, обмерить и разобрать («расформировать») его колёсные пары.Сделать в депо в этот день мы больше уже ничего не могли, поэтому решили осмотреть город. Прошлись по магазинам и были приятно удивлены: овощи и фрукты есть, пара сортов сыра есть везде, колбасы, консервы, макароны — всё есть. Хлеб вкусный, не хуже московского, кофе и в зёрнах, и растворимый. В ответ на наши восторги нам пояснили, что так хорошо с продуктами не везде: рядом, в Могоче, снабжение плохое. Магдагачи — город приятный, народ, как и в Хабаровске, спокойный, вежливый, доброжелательный.Депо здесь существует с 1913 года. Первые паровозы заправлялись углём и водой, которые подвозили к паровозу на лошадях. В 1914 году в Магдагачи было всего пять улиц, сейчас это город с двадцатитысячным населением. Местное население района — орочоны, охотничьи племена. Внешне они похожи на якутов. Сейчас типы лиц, встречающиеся в посёлке, очень разнообразны: якутские, русские, кавказские, и даже встречаются лица, похожие на американских индейцев.
…Пообедали мы на вокзале. Вокзал нам понравился. Уже при входе в здание, ещё ни с кем не общаясь, чувствуешь доброе к себе отношение, заботу о пассажире‑путнике, по какому‑либо делу оказавшемуся здесь морозною зимою. Чистота, жарко натопленное помещение, горячая печь, к которой можно прислониться, массивные («железнодорожные», со времён Кагановича, теперь таких не увидишь) лавки, на которых и посидеть и полежать удобно. Вкусный, горячий, обильный и при этом дешёвый обед в буфете. За 30–35 копеек можно наесться, что называется, от пуза. У нас такие порции поделили бы пополам. Замечательно, что во всех общественных местах очень хорошо топят, а в столовых сытно и дёшево кормят. За исключением нашего дома отдыха локомотивных бригад, где в душе не оказалось горячей воды…Вечером написали с Виктором Ивановичем макет заключительного акта комиссии, хотя работа ещё и не начиналась.Мужчина, командированный в депо из города Шилка, рассказал нам за чаем, что ещё недавно в Магдагачи было много китайцев, что это очень добросовестный и трудолюбивый народ. Они работали в колхозе имени Кирова, который и состоял сплошь из китайцев. Колхоз был очень успешный — они выращивали овощи, даже арбузы, разводили пчёл, рынки ломились от их продукции. Но потом китайцы вдруг уехали, и колхоз захирел.Наконец, нашли на линии тепловоз 2ТЭ10В № 4669А, поставили его на большой подъёмочный ремонт, выкатили одну колёсную пару. Мы тут же начали работу: записали данные из паспорта колпары и скоростемера тепловоза, обстукали и обмерили её, стали договариваться о распрессовке колёс и снятии бандажа.Главный инженер пообещал остальные пять колёсных пар выкатить в понедельник. Сегодня — пятница, третий день нашего пребывания здесь, а впереди ещё два выходных…Ещё день проходит, срок командировки сжимается! Пошли к начальнику депо просить подать нам вторую колёсную пару в выходной день, но он с главным инженером уехал на съезд по ремонту в Могочу. Командует парадом зам. начальника, который, видя, что мы не отстанем, в сердцах сказал, что вечером, ночью и завтра утром будут заниматься нашей проблемой: выкатят и подадут в колёсный цех все пять наших колёсных пар!Ну, значит сегодня у нас выходной! Гуляя по Магдагачи, купили по целой библиотеке дефицитных книг, в основном, художественных, и в прозе, и в стихах. В том числе прекрасную антологию под названием «И мать, и сестра, и жена», в которой стихи русских поэтов о женщине, начиная от «Слова о полку Игореве» и кончая современной поэзией. Это была удача! В Коломне такую книгу не найдёшь! Тащить только тяжело. Я купила три экземпляра, чтобы одарить и детей — уже выросших и самостоятельных.Чудный воскресный день! Мороз всего 20 ° с небольшим. Солнце столь жаркое, что на освещённой стороне — капель с подоконников, а на теневой — такой мороз, что снег кажется синим. Идёшь и чувствуешь даже через пальто, как один твой бок греется, пока другой мёрзнет. Наверно, это и есть резко континентальный климат…С работниками депо пошли прогуляться за город, в сопки. Кажется, что весь город встал на лыжи и катается со снежных гор, нам было так завидно! С пригорка открывается вид далеко на сопки, тайгу, долину. Наблюдая за лыжниками с железнодорожного полотна, мы с Виктором Ивановичем чуть не попали под поезд. Примерно в 30 метрах от нас был крутой поворот и обрыв насыпи, два поезда шли навстречу друг другу, но мы их не видели и не слышали. Нас спасло Провидение, чудо: буквально за минуту до приближения поездов я почему‑то предложила Виктору Ивановичу поменять наш наблюдательный пункт — немножко отойти от рельсов, чтобы обратить внимание на сказочный вид. И мы едва успели отскочить, не успев даже испугаться. Вот так налюбовались окрестностями! Твёрдо решили больше не ходить по железнодорожным путям!Заглянули в депо и увидели, что, несмотря на обещания начальства, никто не собирается выкатывать наши колёсные пары, хотя тепловоз всё‑таки поставили на канаву. Как оказалось, замедленность нашей работы объяснялась не только субъективными, но и объективными причинами, о которых мы не знали.Трудность выкатки наших колёсных пар заключалась в их конструктивном отличии от колпар серийных тепловозов ТЭ3, у которых все колёсные пары могли быть выкачены сразу. У тепловозов 2ТЭ10Л и 2ТЭ10В не было запасных колёсных пар, поэтому они выкатывались поочерёдно: одну выкатывают, снимают с неё тяговый двигатель, осматривают его, если нужно, ремонтируют, устанавливают обратно на колёсную пару, а её возвращают под тепловоз. Затем выкатывают вторую колпару и так по очереди все шесть колёсных пар.Пока в цехе работа затормозилась, мы переключаемся на выполнение второй части нашей программы. Мы должны, останавливая проходящие грузовые поезда, осмотреть в тепловозном парке опытные колёса с катаными центрами на всех тепловозах, приписанных к депо Магдагачи, и по телефону опросить другие депо Забайкальской дороги.Идём к дежурному по депо и просим его отыскать на линии «наши» опытные тепловозы, которые мы должны обследовать. Он стал прикидывать объём работ: отцепить тепловозы от поезда, заменить их другими. Но мы заверили, что замены не потребуется, мы постараемся выполнить свою работу за 30–40 минут во время смены бригад машинистов, надо лишь поставить тепловоз на канаву. Мы никак не хотим нарушать расписания. Это обрадовало его, и он обещал предупредить нас заранее о подходе к Магдагачи поездов с «нашими» колёсами.Поскольку надо было приспосабливаться к графику прохождения поездов, мы решили начать эти работы, не дожидаясь сбора всей комиссии. К несчастью, нужные нам грузовые поезда, как правило, шли ночью. Мы вдвоём отправлялись в тот тепловозный парк, куда к намеченному времени должен был прибыть интересующий нас тепловоз с грузовым составом. Идти нужно было несколько километров то в Восточный парк, то в Западный. Мы встаём, одеваемся потеплее и идём. Ужасно хочется спать, страшно выходить в темноту, в мороз, не хочется покидать тёплое помещение. На улице — снег и тишина, всё замерло, ни души.И вот одним морозным вечером нам сообщили, что интересующий нас тепловоз № 4674 сегодня ночью должен прибыть в чётный парк (восточная сторона) в 22 часа и что поезд будет стоять 30 минут для смены бригады машинистов. В 21 час вышли мы в сорокаградусный мороз на улицу. Оказалось, что нам нужно километра три идти по железнодорожным путям на восток. Треть пути прошли со сменившимся машинистом. Потом нас догнал подвыпивший мужчина и всю дорогу о чём‑то рассказывал. Идти было неприятно: ночь, ни души кругом. Справа длинный забор, стройка, котлован, пустые домики. Слева бесконечно тянутся длинные товарные составы.На всякий случай держу в кармане пропуск — если убьют, чтобы хоть установили, кого. Глупо, конечно, но было и правда очень не по себе.Наконец, пришли. На контрольном посту парка жарко натоплено, сменная бригада и помощник дежурного ждут поезда. Встретили нас хорошо, усадили, дали свежий номер журнала «Новое время», поговорили, а поезда всё нет. Прождали час. И вот сообщают: «Пришёл ваш тепловоз с поездом!» Обрадовались. Отцепили его и поставили на канаву. Перед осмотром мы должны керосином очистить колёса от грязи. Дали нам фонарик, керосин, и полезли мы в канаву осматривать и обстукивать колёса, проверять положения контрольных рисок. Потом залезли в кабину списать показания скоростемера и тут обнаружили: а тепловоз‑то не наш, не № 4674, а совершенно другой — № 4764!Все только руками разводят. Обидно до слёз. Пошли назад. Ещё позднее, ещё безлюднее, ещё глуше, ещё страшнее. Почти бежим. Думаю: если вернусь живой, ни за что больше не буду ходить ночью. Снег, мороз, рельсы, составы, от страха вся спина мокрая, жарко. Совершенно отчётливо ощущаю, что до родного дома семь тысяч километров.Пошли к дежурному, чтобы выразить своё негодование против такой дезинформации. От него идти к общежитию напрямик — карабкаться по тропинке в гору. Рядом строится какой‑то виадук. Место тоже довольно мрачное. На гору я ползла почти на четвереньках — сапоги сильно скользили по снегу. Я смеялась над собой, а у самой сердце было в пятках… Слава Богу, дошли.Как же в общежитии светло, уютно и тепло!Таким образом мы в конце концов осмотрели колёсные пары всех пяти опытных тепловозов, приписанных к депо Магдагачи, и не выявили дефектов и признаков ослаблений бандажа. Однажды на контрольном посту в ожидании прибытия «своего» поезда, который опаздывал на полтора часа, мы оказались свидетелями схода с рельсов девяти вагонов другого проходившего поезда. Работники депо обнаружили в происшествии признаки диверсии (нашли воткнутый тормозной башмак, вызвавший сход) и вызвали милицию, стали расследовать…На третий или четвёртый день пребывания я решила, что мне пора, наконец, устроить и свой командировочный быт. Спрашиваю у дежурной в общежитии, неужели нет у вас всё‑таки комнаты для меня поменьше, чем для локомотивных бригад, чтобы я могла там поселиться одна или с другой женщиной, ну хоть чулан? Я требую поселить меня, как подобает. Не могу же я всё время жить с Виктором Ивановичем в одной комнате! Она нерешительно отвечает:— Да, есть вообще‑то одна маленькая комната на двоих, но она уже занята очень важной дамой. Дама — большой начальник, ревизор ОРСа. Она будет недовольна, если к ней кого‑то подселить.— Селите и не сомневайтесь, я сама с ней договорюсь.Перетащила я свои вещи в эту комнату, убрала со своей кровати в беспорядке разбросанные моей сожительницей бигуди, электрозавивку, одежду, выпила горячего чаю, и, одетая, улеглась с книжкой на кровати лицом к стене. Ах, как хорошо!На мне в тот день были одеты вельветовые брюки моего сына, купленные когда‑то в нашем коломенском «Детском мире» за пять рублей, когда он был ещё школьником, с карманами и заклёпками, как любят мальчишки. Благодаря своим небольшим размерам я могла носить вещи, купленные в детских магазинах.Через некоторое время слышу, что кто‑то вошёл и послышалось нарочитое кряхтение. Я повернулась и вежливо поздоровалась. Это была бурятка лет 35−40, довольно симпатичная, в дорогой шубе и шапке, благоухающая французскими духами. В ответ прозвучало маловразумительное мычание — то ли она ответила мне, то ли нет, непонятно. Сняла и повесила на вешалку шубу, прошла к столу и недовольно спросила: кто вы и почему поселились в моей комнате?Я ответила, что я кандидат технических наук, инженер и приехала из Москвы по заданию Министерства путей сообщения для выполнения задания ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Долгое молчание и вдруг неожиданно:— А что, брюки у Вас японские?Дальше моя речь полилась сама собой, свободно и непринуждённо, по‑моему, без участия моего сознания.— Конечно!— А серёжки у вас с бриллиантами?— Да, конечно, с бриллиантами!— Сколько стоят?В ушах у меня действительно были серёжки — квадратные «гвоздики», но не с бриллиантами, а со стёклышками, очень искусно, красиво сделанные. Я купила их однажды, уезжая из Праги, в киоске на железнодорожной платформе на оставшуюся в карманах мелочью одну чешскую крону.Правда заключалась в том, что я понятия не имела о том, сколько могут стоить бриллианты. Поэтому честно ответила, что не знаю, сколько они стоят. Она возмутилась:— Как так? Вы что же, не запомнили цену?— Не в этом дело, я их не покупала, мне их подарили. Не буду же я спрашивать, сколько стоит подарок!— Что же, вы мужа не контролируете?— Да муж тут ни при чём…— Что? Неужели, у вас такой богатый любовник?— Да разве это богатство! Подумаешь, серёжки.Так или иначе, знакомство состоялось. Её звали Рита. Она пригласила меня к столу, сказав, что она как ревизор из Управления дороги города Читы берёт в столовой и в магазине, всё, что захочет. Я позвала на ужин коллегу и вытащила бутылку вина «Монастырская изба», которую мы везли от Коломны до Дальнего Востока. С этих пор мы все трое были очень дружны и в течение всей командировки иногда питались по вечерам почти бесплатно, т.к. наша приятельница приносила съестное из ревизуемых ею столовых.Она водила нас с Виктором Ивановичем в магазины и на базу, чтобы мы могли выбрать себе отрезы материалов, дефицитные куртки и т. п. Но у нас не было с собой лишних денег. Мне удалось только приобрести для сына серебристую тёплую куртку‑аляску. Он, к слову сказать, ни разу так её и не одел, а сразу дал на несколько дней поносить приятелю, приехавшему в Москву налегке. Получилось, что отдал навсегда: приятелю куртка очень понравилась.Несмотря на обеспеченное положение Риты, мне почему‑то было её жаль. Мы с ней подружились. Она рассказала мне о своей семье, о друзьях, о своей бабушке‑бурятке, которая умела гадать на воде. После моего возвращения домой мы ещё несколько месяцев переписывались, пару раз я посылала ей посылки с московскими конфетами. Она всегда отвечала — добрая, душевная, красивая, но очень одинокая женщина.До своего относительно высокого служебного положения она два года работала на БАМе и рассказывала, как люди до сих пор живут там в бараках и избах об одно маленькое оконце. Кровати в два яруса, спят одетыми с маленькими и большими детьми. Как к утру вода в чайных чашках превращается в лёд. По воскресеньям электричество отключают, и люди целый день ходят голодные и холодные. Детей не моют, им не меняют бельё. Рассказывала, что первый пуск поезда, показанный на всю страну телевидением, был сплошной показухой: рельсы были лишь «на живую нитку» прихвачены. Несмотря на тяжёлые условия и на прекращение прописки люди едут и едут туда за длинным рублём. Всё это было чудовищно, похоже на выдумку, не хотелось верить, но рассказчица не была похожа на выдумщицу…Рита сетовала, что следующий год будет ещё труднее — все нормы снабжения продуктами урезаны, всё мясо, даже низкого сорта, отправляют в Москву. Секретарей райкомов партии в Белогорске, Могоче и др. местах сняли с работы за плохое обеспечение продуктами в счёт собственных средств районов. Критиковала снабжение: в Магдагачи полно круп, вермишели, крахмала, муки, а в Могоче этого нет вовсе. Говорит, там были волнения среди железнодорожников, например, машинисты возмущались, что им нечего было взять с собой в поездку из продуктов. После этого случая снабжение наладили.
***Вернулся из командировки обременённый своими трудностями и планами начальник депо и приказал убрать на неопределённый срок наш опытный тепловоз со скатоопускной канавы в цехе подъёмки, куда его поставили по нашей просьбе. Приказ был выполнен. Опять задержка!Наконец, нам удалось расформировать одну колёсную пару. Однако, случился казус: усилия распрессовки центров оказались недостаточными. Замерили натяги — с ними всё в порядке. Так в чём же дело? Вот так сюрприз!Начали сопоставлять напряжения в катаном и литом центре от запрессовки. Неужели так сильно влияние конструкции и жёсткости центра? Но нет, расчёты показывали удовлетворительные результаты, да и заводчане с ВТЗ утверждали, что диаграммы запрессовки катаных центров соответствуют стандарту, ведь мы этим интересовались ещё в период расчётов и стендовых испытаний. Ещё раз обмерили посадочную поверхность. Усилие распрессовки должно быть 140 тонн, а получилось всего 90. Это совершенно недопустимо! Принимаю решение: проверить на другой колёсной паре, распрессовав колесо с бандажом и без него. Для сравнения распрессовали с разрешения заместителя по ремонту ещё и серийное колесо с литым центром. Все четыре опыта имели одинаковый результат. Как быть? Добралась до лаборатории контрольно‑измерительных приборов. Оказалось, что при пересчёте показаний манометра в усилия использовался неверный переходный коэффициент. Катаные центры были оправданы, но время потеряно.Выполняя работы в колёсном цехе, мы с Виктором Ивановичем перепачкали в мазуте одежду и обувь, журналы. Наши лица были в копоти, потому что пришлось работать недалеко от газовой печи. Более того, мы так угорали, что у нас разболелись головы. Этот участок считался вредным производством, рабочие получали доплату за вредность. Как назло, в общежитии и в депо в этот день не было горячей воды, пришлось греть воду в чайниках, чтобы помыться…В цехе между тем произошла авария: во время перемещения наша колёсная пара, нагретая в печи для съёма бандажа, сорвалась с цепи и упала с высоты. Опытная крановщица Люда спасла рабочего, успев сдвинуть тележку крана. В ту же минуту на месте происшествия оказался инженер по технике безопасности. Стали проверять удостоверение крановщицы, чальщика, старшему мастеру колёсного цеха С. Ф. Колотилину объявили выговор. А виноваты были конструкторы и мы: в катаных центрах по нашей рекомендации, как я писала выше, ликвидировали технологические отверстия в диске колеса, которые в серийных центрах использовали для транспортировки и установки на станках колёс и колёсных пар. Ликвидировали их по согласованию с ЦНИИ МПС из‑за снижения прочности и живучести центров вследствие концентрации напряжений вблизи этих отверстий.Работа идёт медленно. Убедившись в том, что наши ссылки на правительственное Постановление, красноречивые описания народнохозяйственного эффекта от внедрения катаных центров, обвинения депо в препятствии техническому прогрессу не произвели должного впечатления, я стала потрясать копией телеграммы МПС о работе нашей комиссии, требовать немедленно связать меня по служебному телефону с ЦТ МПС, дескать, у нас была такая договорённость с Г. П. АладьинымМне отвечают, что в истории Магдагачи ещё не было случая разговора с Москвой. Начальник депо Виктор Викторович Мочалин напомнил мне, что сейчас конец года (декабрь!), депо перегружено работой…Я не сдавалась:— Мы уже неделю здесь и приехали по распоряжению МПС, а дело почти не сдвинулось с места.Исчерпав все аргументы, заявила, что вынуждена буду обратиться в партийную организацию депо. А что было делать?Получила разрешение на звонок в Москву. В пылу спора я забыла, что сейчас в Москве была глубокая ночь. Дозвонилась только через несколько часов, когда в Москве наступило утро.Последовал звонок из ЦТ МПС начальнику депо, после которого Виктор Викторович стал громко распекать своего заместителя по ремонту и старшего мастера колёсного цеха в нашем присутствии. Вызвал заместителя по кадрам и распорядился подготовить приказ об освобождении заместителя по ремонту от занимаемой должности.— Почему не организовали работу в субботу и воскресенье? Выкатить и подать им колёсную пару!Распорядился отыскать на линии «наши» секции тепловозов, выкатить по очереди остальные колёсные пары тепловоза № 4669. Извинился перед нами. Я была даже смущена таким неожиданным оборотом…Старший мастер колёсного цеха Колотилин стал обходить меня стороной, а мастер Ульянов сказал, что видел меня во сне… Да, я всем здорово надоела. Как это неприятно. Беда не приходит одна: во время осмотра колёсных пар в смотровой канаве я обтёрла своей новой красивой белой шапкой днище тепловоза, и она стала местами чёрной, в масле и мазуте. Носить её больше было нельзя. Как же мне теперь утеплить голову? В депо мне выдали утеплитель, которым обшивают стенки кузова тепловоза, и я соорудила из него колпак и ходила в нём, пока не добралась до магазина.Но и это ещё не всё. Видимо, в результате многокилометровых хождений по железнодорожным путям, у меня отвалился каблук! Нашли сапожную мастерскую, но в этот момент, когда мы туда пришли, на несколько часов отключили электричество, пришлось приходить второй раз. Правда, на этот минус тут же наложился плюс: в мастерской познакомились с молодой супружеской парой, которые приехали сюда из Коломны (!) после окончания мужем Коломенского артиллерийского училища. Как бы далеко ни забросила судьба советского человека, почти всегда встретишь или земляка, или родственника, сокурсника или просто единомышленника. И это создаёт ощущение того, что ты везде дома, греет душу.Я считала, что, если надо выполнить трудную работу, то обязательно следует подробно объяснять всем участникам её цели и задачи. Так и теперь. Поговорила с работниками депо о том, для чего нужны катаные центры и какие испытания и для чего мы проводим. После этого разговора ситуация изменилась: рабочие стали думать и давать практичные советы. Колотилин даже стал спрашивать, чем помочь, а Ульянов предложил для ускорения дел использовать в технологической цепочке «лишний» тяговый двигатель из ЗИПа и получил на это разрешение начальника депо. Дело сразу пошло быстрее.Глубоко убеждена в том, что высокомерие и чванство в отношениях на работе или в быту неуместны и не являются признаком культуры или ума. Вспоминаю, как однажды, будучи в длительной командировке, мы решили отпраздновать международный женский день дружеским застольем. Неожиданно одна из дам‑инженеров категорически отказалась садиться за один стол с машинистом тепловоза, как с человеком ниже её по образованию (так она объяснила нам свой отказ). Поверить в это было трудно. Эта высокообразованная дама не приняла во внимание даже тот факт, что у машиниста была очень интеллигентная семья: и жена, и дочь работали учительницами. Я тогда не поверила своим ушам: последний раз я слышала о «сословном превосходстве», о «черни и белой кости» как о пережитках капитализма из уст учительницы полвека или более того назад и была уверена, что все мы равны как труженики и одинаково заслуживаем уважения.Про этот казус я вспомнила в связи с тем, что нас учили уважать рабочего человека, его мнение, прислушиваться к его советам. Ведь иногда именно рабочие могут подсказать правильное решение, зная подробности дела, неизвестные инженеру. Так действительно случалось не раз. Не единожды выручали нас своей смекалкой, золотыми руками и головой наши механики и слесари: А. А. Беляков, И. Г. Дудылин, Ю. Ф. Коршунов и другие.Мы с Виктором Ивановичем подготовили Акт освидетельствования, содержащий восемь страниц печатного текста и восемь таблиц. Начальник депо, отдавая машинистке печатать наш Акт, выразил желание посмотреть в цехе катаные центры и процесс нашей работы, заинтересовался программой исследований.Наконец, на десятый день нашего с Греком пребывания в Магдагачи, когда нам уже пришлось продлевать командировки и извиняться перед домашними за долгое отсутствие, явился член межведомственной комиссии от ПО ВТЗ П. С. Тараканов. Он, как и мы, добирался до Магдагачи кружным путём через Хабаровск. Теперь мы скорее не обрадовались его появлению, а удивились: работа практически была уже выполнена. Шесть колёсных пар тепловоза 2ТЭ10В № 4669А были выкачены, осмотрены, обстуканы слесарным молотком. Зарегистрированы их пробеги, место и условия эксплуатации. Две колёсные пары с опытными центрами были расформированы, бандажи сняты, поверхности сопряжения осмотрены и обмерены. Мы заканчивали обмеры толщин бандажей, определение остаточных натягов соединений центров с осью и бандажом, усилий распрессовки. Заносили в Акт данные о температурах зимой и летом, о весах поездов и другие подробности условий эксперимента.Член комиссии от металлургов так и не добрался до Магдагачи. Хорошо, что мы не сидели в ожидании сбора всей комиссии, а работали! Это оказалось правильным решением.Из‑за того, что во время нашего пребывания произошла авария с падением колёсной пары без технологических отверстий, невозможно было не записать этого недостатка в Акте обследования, хотя Тараканов и возражал. Я считала, что это надо сделать обязательно, чтобы ПО ВТЗ во все депо и заводы МПС направил чертежи нужной оснастки. Я знала, что такие чертежи уже разработаны и некоторые депо и ремонтные заводы их уже даже получили.Итак, на Забайкальской ж. д. дороге по состоянию на конец 1980 года из 12 тепловозов пять имели пробеги 100 тыс. км, четыре — более 200 тыс. км. В депо Магдагачи никаких замечаний по состоянию опытных катаных центров мы не обнаружили, как и в опрошенных нами депо «Ерофей Павлович», Могоча, Карымская. Депо не несли дополнительных затрат на ремонт и обслуживание по сравнению с серийно применяемыми литыми колёсными центрами.В целом, эксплуатационные испытания тепловозов с катаными центрами во всех 24 депо выявили замечания всего в двух из них: на Северной и на Забайкальской ж. д. Содержание замечаний было одинаково: неудобство обращения с колёсными парами при транспортировке, установке на станке или при сборке колёсно‑моторных блоков из‑за отсутствия в катаных центрах технологических отверстий в дисковой их части.Таким образом, программа первого этапа эксплуатационных испытаний была выполнена, межведомственная комиссия признала результаты удовлетворительными. Настала пора позаботиться о возвращении домой.
***Командировка хороша тем, что позволяет использовать вечернее время для чтения. В этой командировке я прочла Ли Харпер «Убить пересмешника», Хемингуэя «Старик и море», Сент‑Экзюпери, не считая ещё того, что было прочитано в течение шести с половиной суток в поезде. Петра Проскурина «Имя твоё» мы с Ритой читали по очереди.Посетили местный музей в Магдагачи, где очень интересно рассказано об освоении Сибири, о роли генерала Муравьёва, об экспедиции Невельского, о декабристах, о местной культуре и воздействии на неё пребывания в этих краях декабристов с семьями и участников польского восстания. На нас произвели сильное впечатление выставленные в музее рядом с зубом мамонта и бивнем ножные кандалы каторжан‑строителей посёлка и депо. Сразу вспомнились рассказы о том, как каким мучениям подвергались декабристы, работавшие в таких кандалах.Край вошёл в состав России в XVII веке. Герцен писал об этом: «Горсть казаков и несколько сот бездомных мужиков перешли на свой страх океаны льда и снега, и везде, где они оседали, в мёрзлых степях, забытых природой, закипала жизнь, поля покрывались нивами и стадами, и это от Перми до Тихого океана».Исследователь Дальнего Востока Невельской завещал: «Беспристрастное потомство должно помнить и с удивлением взирать на геройские подвиги самоотвержения первых пионеров приамурского края, часто плативших своей жизнью и кровью за своё молодечество и удаль… Они первые проложили путь по неизвестной реке, открыли существование неизвестных до этого времени народов».Первым исследователем экономики Сибири, совершившим путешествие от Енисея до Амура, был известный учёный‑полярник Фритьоф Нансен — друг советского народа, беседовавший с Лениным, написавший книгу «В страну будущего». Он был столь популярным в СССР, что его именем, как мне рассказывала одна моя подруга, в тридцатых годах называли детей: на их улице был один такой мальчик по имени Фритик.У нас уже были билеты на обратный авиарейс от Иркутска до Москвы, бронь подтверждена. Но до Иркутска ещё нужно было добираться местным рейсом. В Магдагачи в 2–3 километрах от посёлка находился аэропорт: лётное поле и деревянный домишко. Когда работа стала близиться к концу, однажды ранним утром мы пошли пешком в аэропорт купить билеты до Читы и узнать время отлёта. Как всегда, мороз был страшный, около 30 °, к тому же и сильная метель — двигались перебежками от магазина до магазина, руки замерзают в момент, щёки и нос тоже. Дороги раскатаны, военные машины, которых тут больше количество, идут на сумасшедшей скорости. Меня ещё и угораздило подскользнуться и упасть, да так, что чуть язык не откусила и показалось, что мозги улетели прочь. Слава Всевышнему — ничего не сломала.В кассе аэропорта сказали, что билеты пока не продаются, поскольку погода нелётная. И так мы каждое утро несколько дней подряд ходили или звонили, чтобы услышать о нелётной погоде. Наконец, придя однажды в аэропорт, мы увидели, что аэровокзала вообще больше нет: военный самолёт совершал вынужденную посадку и нечаянно снёс здание……А погода всё ещё была нелётная. Бронь наша до Иркутска пропала.Тогда пошли мы на железнодорожный вокзал. Оказалось, что ехать до Москвы шесть с половиной суток, что поезда здесь все проходящие и сведения о наличии билетов становятся известны только за час до прибытия, а прибывают все поезда ночью. Ходим три ночи подряд, с вещами, по морозу — билетов нет. Наконец, кассирша теряет терпение и предлагает:— Товарищи, а почему бы вам не поехать в вагоне СВ? Билет всего на 30 рублей дороже, зато шесть суток будете ехать, как короли?Мы переглянулись: у нас как раз оставалось по 30 рублей, приготовленных на несостоявшийся перелёт в Иркутск.— В СВ билеты всегда есть, и я вам точно могу их продать заранее, например, на завтра.Мы согласились, а что было делать?С одним из рабочих депо отправились на сопки, чтобы набрать букеты багульника — привезти домой сибирский сувенир. Идти пришлось по глубокому, выше колен, снегу, мягкому, как пух, так хорошо в него проваливаться! Но идти тяжело, и если уклониться от чуть заметной тропинки, то сразу по пояс проваливаешься в сугроб. Злой ветер бьёт в лицо, сыплет колючим снегом, воротник обледенел. Хочется повернуть назад, даже отчаяние берёт: зачем пошли, надо вернуться.Наконец, дошли‑таки до леса. А там — тихо, хорошо, светло. Наломали ветки багульника, они пахнут горьковато. Как чудесно! Было бы жалко не увидеть эту первозданную свежесть и чистоту, не вдохнуть запах багульника. Вдруг бы я уехала, не увидев такую красоту!Купили мы билеты на фирменный поезд, закупили на дорогу продуктов и поехали с шиком в почти пустом вагоне СВ, в двухместном купе с зеркалами, с накрахмаленными простынями и салфетками, тёплым, пушистым верблюжьим одеялом, на столике красовалась ваза с цветами.Поскольку у каждого из нас было много книг, в ту пору дефицитных, нам было, чем заняться целую неделю пути. Этот неожиданный уют мы рассматривали как награду за наши труды! Но вот беда: у нас совсем не осталось денег. Мы ведь собирались лететь самолётом, где нас бы покормили — еда входит в стоимость авиабилета.Но зато вагон СВ обслуживается замечательно: утром, в обед и вечером раздаётся деликатный стук в дверь купе:— Вам не принести обед? Не желаете ли вы кофе с булочками?— Нет! Не хотим! — хором отвечаем мы, так как денег у нас нет.А есть тем не менее хочется фантастически! От былой роскоши оставалось у нас немножко печенья и могли мы себе позволить покупку чая. Пили чай и читали то про себя, то вслух, то прозу, то стихи. Прикрепили к окну листок бумаги, на котором отмечали, сколько чашек чая мы выпили с сахаром и сколько без сахара, т.к. расплачиваться надо было в конце пути, и денег должно было хватить! Забегая вперёд, скажу, что в Москве проводница не взяла с нас этого рубля за выпитый чай, видимо, догадалась, что он последний. И вот, худо ли, бедно ли, доехали мы до Новосибирска, где происходила смена локомотивных бригад, и поезд стоял долго.Вдруг раздаётся ликующий крик Виктора Ивановича —  в одном из своих карманов он неожиданно нашёл деньги, целых три рубля! В считанные секунды он оделся и побежал на платформу реализовать найденный капитал. Через несколько минут, торжествуя, водрузил на стол две бутылки кефира и две плюшки. Горячие! Большие! Румяные! Посыпанные сахаром! И сказал:— Эльвира Николаевна, вы их сейчас не трогайте! Мы будем с вами ужинать в шесть часов вечера. А я пойду пока ещё прогуляюсь.Исполненный достоинства, довольный собой, он удалился, а я осталась вдыхать аромат, источаемый этими чудесными плюшками.Неожиданно в проёме двери появляется цыганка с ребёнком и говорит:— Покорми ребёнка, он голоден.Я засуетилась: что делать? Протягиваю ей остатки печенья (которое мы строго делили поштучно) — оно моментально исчезает в кармане её широкой юбки, но она не уходит:— Ребёнку молочка надо.Поколебавшись, испытав и угрызения совести, и сомнение в том, я ли хозяйка этих деликатесов, и скорбь по пище, поглядев на ребёнка, отдаю ей бутылку кефира, а потом и плюшку, и она мгновенно исчезает…Лежу на полке, горюю, есть хочется, боюсь встречи с Виктором Ивановичем. Поезд, наконец, трогается. Появляется Виктор Иванович, видит, что половины его добычи нет и буквально свирепеет на глазах:— Эльвира Николаевна! Как вам не стыдно! Что ж вы наделали! Цыганка! Да она лучше меня, инженера, живёт, кому вы поверили! Что ж мы будем делать? Я вам своей булки не дам, даже не мечтайте!— Витя, да я и не хочу. Витя, не сердись! Я почему‑то не есть, а пить хочу.Надулся, ушёл. Ах, какой виноватой и глупой я себя ощущала! Мне и правда было стыдно перед ним. Какая я рохля, какой я слабый человек, легко поддающийся на уговоры. Но когда наступило шесть часов, мужественный Виктор Иванович смилостивился и поделил пополам оставшиеся плюшку и кефир, хотя я и пыталась благородно отказаться.И вот до Москвы осталось уже всего несколько часов. Зная, что мы всегда отказываемся, нам уже перестали предлагать еду и напитки, но тут проводница предложила перед въездом в столицу нашей Родины принять душ и долго уговаривала, что, мол, вода горячая, что мы должны прибыть туда во всей красе, чистыми. А мы отговаривались тем, что едем домой, там и помоемся. Почти месяц мы отсутствовали дома…Второе комиссионное обследование состоялось в том же депо в конце 1982 года. Я прибыла теперь с другим сотрудником своей лаборатории Вячеславом Ивановичем Любичевым. На это раз нас встретили в депо приветливо и помогли быстро, без проволочек, выполнить всю программу. Начальник депо первым делом при встрече спросил у меня:— Удалось ли вам спасти свою великолепную шапку?— Нет, выбросила её ещё здесь в прошлый раз, — ответила я.С удовольствием вспоминаю снега, морозы, сопки и людей, которые оживляют этот далёкий край и украшают его своим трудом: депо, его рабочих, мастеров, начальника...