I    
    Адамов пик. — Прибытие парохода. — Озеро Пантер. — Сердар. — Восстание сипаев.
    
    СМУТНО, ЕЩЕ ПРИ ПЕРВЫХ ПРОБЛЕСКАХ начинающегося дня вырисовываются перед нами неясные очертания безбрежной поверхности Индийского океана, тихие и спокойные волны которого еле отливают мелкой зыбью под дуновением свежего утреннего ветерка. Древний Тапробан, Цейлон, волшебный остров, Страна Наслаждений — Тео-Тенассерим, как зовут его бирманцы, — просыпается постепенно, по мере того как дневной свет заливает его гигантские пики, покрытые вечной растительностью, тенистые долины, служащие убежищем крупным хищникам, и берега, изрезанные красивыми бухтами и окаймленные кокосовыми пальмами с огромными, раскрытыми в виде султана листьями.
    По всем тропинкам, соединяющим внутреннюю часть острова с городом Пуант-де-Галль, движется толпа сингалов[1] обоего пола, которые несут на голове фрукты, овощи, циновки, глиняную посуду, шкуры тигров и пантер и другие изделия местного производства, спеша предложить все это многочисленным путешественникам, приезда которых ждут сегодня на прибывающих из Европы судах.
    Это было в первых числах мая 1858 года, в самый разгар восстания индусов против британского владычества, а потому три парохода с солдатами, офицерами, чиновниками гражданского ведомства и иностранными волонтерами, а с ними вместе и «Эриманта», французский корабль почтового ведомства, о прибытии которых было возвещено еще накануне, ждали у входа в фарватер, когда восход солнца позволит им войти в единственный узкий канал, ведущий к порту.
    В нескольких милях от берега, на одном из высоких плато Соманта-Кунта, покрытом девственными непроходимыми лесами, на берегу маленького озера с чистой и прозрачной водой, известного у туземцев под названием озера Пантер, стояли два человека, опираясь на карабины, и с живым интересом наблюдали за прибытием пароходов. Поодаль от них стоял здоровенный индус из племени маратхов[2] с огромными усами и жесткими густыми бровями и с помощью малабарского[3] метиса, юноши лет двадцати, разводил костер для приготовления завтрака.
    Маратх был человеком в расцвете сил, лет около тридцати пяти, высокого роста, красивого сложения, с умным и энергичным лицом; он сохранил все признаки воинственной и победоносной расы, которая три четверти столетия выдерживала натиск Ост-Индской компании. Он унаследовал ненависть предков к притеснителям своего народа и не мог слушать разговоры об англичанах без злобной улыбки и бессильного гнева, что придавало его лицу выражение необыкновенной жестокости.
    Можно представить, с каким упоением выслушал он известие о восстании, которое должно было нанести смертельный удар британскому владычеству, восстании, которому он и сам способствовал всеми своими силами с того самого дня, когда Нана-Сахиб отдал приказание ввести в Дели войска сипаев[4] и восстановил затем царское достоинство старого наваба,[5] потомка Аурангзеба — Великого Могола. При первом же известии о восстании он поспешил к своему господину и просил у него разрешения присоединиться к армии Нана, осаждавшей Лакхнау, но тот ответил ему:
    — Нет, Нариндра! — (так звали маратха). — Мне нужны твои услуги; к тому же тебе и без этого представится много случаев удовлетворить свою ненависть к англичанам. Мы сами будем скоро под стенами Лакхнау.
    Нариндра остался и не раскаялся в своем повиновении.
    Молодой малабарец, помогавший ему в кулинарных занятиях, носил имя Ковинда-Сами, но по принятому здесь обычаю это имя сократили, и все называли его Сами или просто «метис». Он исполнял обязанности доверенного слуги своего господина, мы бы сказали лакея, не считайся это звание в джунглях Индостана слишком мало заслуживающим уважения.
    Два человека, которые стояли у последних уступов Адамова пика на высоте 2000 метров над уровнем моря и наблюдали за тем, как французские и английские суда, казавшиеся на таком расстоянии лишь малозаметными точками на голубом фоне неба, входили в порт Пуант-де-Галль, заслуживают еще более подробного описания, так как на них-то главным образом и сосредоточивается весь интерес этого повествования.
    Несмотря на бронзовый загар, покрывший их лица в результате долгого пребывания под тропическим солнцем и говоривший о жизни, полной всевозможных приключений и треволнений, в них с первого взгляда можно было признать людей, принадлежащих к белой расе. Старший, на вид лет сорока, был значительно выше среднего роста; хорошо сложенный, сильный и мускулистый, он непринужденно и с чисто военной выправкой носил классический костюм охотников и исследователей, путешествующих в беспредельных лесах Азии и Америки или в пустынях Африки: панталоны,...