Через два дня после того, как я уже боле-менее освоился в новом
звании, в дивизию из Москвы прибыла очередная огромная комиссия по
проверке всего, что мы здесь за это время наработали. Проверяющие были по всем
службам и направлениям. Комиссию возглавлял заместитель командующего ВДВ
генерал-лейтенант А. Чиндаров. На календаре значилось восемнадцатое
августа, воскресенье, 1991 года. Никому и ничего оно еще не
говорило. Стоял очередной ясный, солнечный, жаркий день. Был среди них и
подполковник с медицинскими эмблемами. Он быстро вычислил после совещания меня,
познакомились. Я провез его по всем интересующим объектам. По каждому из них он
надавал мне ценных советов, успевай только записывать, запоминать и выполнять.
В армии выходные вообще редкость, а когда идет реставрация целой дивизии, да
еще прилетают вышестоящие помощники, то о том, что это суббота или воскресенье
все просто забывают.
Два часа дня, выхожу из штаба местной дивизии,
направляюсь в военторговскую столовую на обед. Я там тогда
холостяковал. Столовая находилась рядом со штабом. Солнце в зените,
жара, как обычно в августе. Иду расслабившись, и тут из-за угла
палисадника мне на встречу выходит генерал Чиндаров, которого я уже не видел
три с половиною года. Вижу, что идет прямо на меня, смотрит своим
неменяющимся взглядом из под лба, ухмыляется и протягивает руку.
-Начальник санитарно эпидемиологической лаборатории дивизии, капитан
Озерянин! Здравия желаю товарищ генерал-лейтенант! - представляюсь и здороваюсь
я строго по уставу, пожимаю руку генералу, которую он подает первым. Мой
любимый командир пожимает мою руку, а потом и обнимает меня.
"Ну, надо же, я такого и не ожидал. Прошло почти четыре года, а генерал
помнит какого - то там старлея, - крутится при этом у меня в голове. А бывший
комдив начинает расспрашивать меня, как я оказался здесь. Какие имеются
проблемы. Чем он может помочь.
Краем глаза наблюдаю за всей Московской
свитой, которая прибыла на проверку дивизии вместе с заместителем командующего.
Они, вместе со всей дивизионной верхушкой замерли на высоком крыльце столовой.
Стоят, ждут, когда генерал наговорится с каким то капитаном, и никому
неизвестным эпидемиологом дивизии. А генерал вовсе и не торопится.
Обстоятельно расспрашивает меня, что да как. Мне аж неудобно, что он уделяет
столько времени моей персоне. Но я тоже стараюсь четко отвечать на все вопросы,
и ни на что не жаловаться. Так принято в армейской среде. Ни в коем случае,
через головы своего прямого начальства не жаловаться вышестоящему командованию.
Наконец с пожеланиями успехов в дальнейшей службе,
зам. командующего ВДВ, снова пожав руку, отпускает меня на
обед, а сам проследовал в штаб. Вся толпа томившаяся под жгучими лучами
узбекского солнца, облегченно вздохнула и начала движение навстречу мне. Я
постарался не особо привлекая внимание к своей персоне проскользнуть мимо них.
Тем не менее все они просканировали мое тело насквозь, запоминая на всякий
случай. Особенно было удивлено мое дивизионное начальство. Вот какой,
оказывается, служит у них казачок! С Чиндаровым он обнимается,
ню-ню.
Нам, медицинской службе дивизии, уже выделили свой угол в штабе под
кабинет. Как всегда и везде по остаточному принципу. В самом конце одного из
коридоров. Зачастую это еще бывает и возле общественного туалета. Как для
медиков, чтобы не забывали свой рабочий запах. Здесь правда, обошлось. Туалет
располагался в другом крыле здания, но комната, которая была выделена для нас -
огромная и общая на несколько дивизионных служб сразу. Я заявил герою
Солуянову, что в такой обстановке работать невозможно. Ну, тогда делайте себе
стенку сами и отделяйтесь.
Пришлось так и поступить. Несмотря на
высоту три с половиною до потолка и шесть метров в длину, я затеял устройство
перегородки. Пробил и привез нужное количество ДСП. Всевозможные рейки и
плинтуса, шурупы и гвозди. Бойцы из медбата соорудили эту ширму - стену. Теперь
нужно было изготовить и развешать по стенам всевозможную наглядную
агитацию-документацию. На свои закупил в канцтоварах багеты и рамочки,
подготовил материал , застеклил и развешал все, что было положено. Не хватало
только портрета "главного прораба страны", хотя во многих
кабинетах можно было лицезреть автора, так называемой,
"перестройки", мне же он всегда был крайне неприятен.