УРОК 3 ПОТЕРЯВШАЯ ОРГАЗМ Мне двадцать девять, мужу столько же. Мы с ним в одном классе учились. Деревушка небольшая, знали друг друга с пеленок. Любили? Не знаю, сравнивать-то не с чем. У нас, что у него, что у меня, выбора особого не было, - молодежи раз-два и обчелся. Привычные друг к другу, это вернее. Просто время наше подошло, он позвал за себя. Я согласилась, куда деваться? Любовь? Это в городе есть горячая вода, газ, театры, любовь. А нам... Сегодня провыбираюсь, с завтрева навсегда одинокой оставаться? Вот и поженились. Я легкая, быстро завожусь. Другие, говорят, годами мучаются, и себя, и супруга ломают. Пока чему-то научатся - и до развода порой доходит. У нас сразу все получилось. Оргазм у меня был, - до беспамятства. Я давно с ним знакома. Нас, деревенских детей, после четвертого класса со всего района собирали и в интернаты сбрасывали - десятилетка только на центральной усадьбе совхоза была. При школе спальный корпус. Как монастырские кельи. Вроде и в строгости нас держат, а все равно вольготно. Главное, на время учебы никаких до-машних хлопот - за скотиной ходить, в навозе копаться. Зато раз в неделю кино, танцы, и телевизор нормально кажет, не так как дома - то снег то полосы. В палате нас четырнадцать девочек. От одиннадцати до семнадцати лет, в перемешку. Есть тихони, а есть и такие - оторви и выбрось. Там мы все, и тихони, и остальные и прошли начальную школу интенсивной подготовки к семейной жизни: познали основы мастурбации, лесбиянства. Все было. Иногда у старших и мальчики ночевали. У тех, которые с девственностью уже расстались. Нам приказывали прятаться под одеяло и не дышать. Слушать слушай, не возбраняется, на ус мотай, учись, но помалкивай. Кто выдаст себя - всю ночь лизать будет, или еще хуже - зубной щеткой изнасилуют. В назидание остальным. Когда я первый раз довела себя до оргазма, в интернате это было коллективным занятием, таким же привычным, как подмываться перед сном - девчонки испугались, хотели врача вызвать, думали, я поранила себе что-то и от боли кричу, и дрожу - трясучка на меня напала. Пока спорили, кого посылать за доктором и посылать ли вообще, я успокоилась. Они потом мне завидовали, ни у кого так сильно не получалось, как у меня. Тебе, говорили старшие девчонки, повезло, мужики от таких без ума. Да и ты сама так легко заходишься, любой слабак с тобой справится. Так и получилось, как они мне предсказывали. Мужу не составило труда довести меня до высшей точки. Я дрожу вся, долго-долго, он замирает, приподнимается на кровати. Ему нравится на меня смотреть такую, он улыбается, а я краснею, будто украла что... у него. Я как-то решилась, спросила - чего ты смеешься? Он говорит - ты такая сейчас красивая, даже светишься. Может, выдумывает, а мне все одно приятно. Все ему в такие минуты отдать могу, все простить, если вдруг случится такое. Я его никогда не обижала. Некоторые играют на чувствах мужчин, под себя их гнут. А я не такая, никогда неуспокоенным не оставляла, понимала - потом себе дороже встанет, да и, чего там говорить, - нравилось мне это. Пока он для себя работает, я, конечно же, помогаю ему, и ко мне еще раз приходит. Не так сильно, как в первый раз, но второй «удар» такой силы я бы, пожалуй, не вынесла. Работа у нас в деревне, сами знаете - двор, скотины не считано, да еще он смену на тракторе, я на ферме. Но все равно на это и силы и время находили. Нам повезло, родители нас сразу отделили, с ними жить не пришлось - домик в деревне продавался недорого, да у нас задорого и не продашь, чужие сюда не поедут, а свои все какая никакая родня. Двор большой, места для скотины много. Хозяйская жилка в нас крепкая, ни он ни я городскими посулами не соблазнились, не для нас ихняя суета. Так и детишек нарожали. Трое. Два мальчика и меньшая девочка в первом классе. После рождения дочки со мной и случилась эта беда. Я потеряла свой оргазм. И теперь не то что ласки или игра, даже прикосновение мужа мне неприятно. Я терплю его, зубами скриплю, но терплю. Мужик, ему надо иногда, естество требует. Нет, это связано не с родами. Тут другое. Двор наш с соседским двором сараями граничит. Строения старые, щели, оторванная доска - отодвинь и у соседей. Овца не догадается, не убежит, а человеку как раз с руки. Я про лаз и не знала до поры. У соседей сын вернулся. Из тюрьмы. Сколько раз его садили, все со счетов сбились. Приедет, откормят его, оденут. Он дня трезвым не бывает, естественно, надоест всем до тошноты, наскандалит. Родители не вытерпят, прогонят - уедет в город, глядишь, опять письма из тюрьмы идут. Я в декрете была. Хозяйством занималась. Ну, сосед, видать, приглядывал за мной, а я и без ума, что такое случиться может. Я овечку стригла в сарае, он прокрался и схватил. Я ж у себя дома, на мне халат и больше ничего. Он пуговицы разорвал - я вскрикнуть не успела, да и стыдно кричать, детей, соседей перепугаешь зазря, отскочила, ножницы овечьи вперед выставила. -Уйди, - говорю, - не доводи до греха. А сама перед ним считай что голая! Фигурка у меня неплохая, живота даже после трех родов никакого, не с нашей работой его иметь. Да и не склонная я к полноте. А грудь! Я ж своих карапузов до во-семнадцати месяцев грудью кормила, как по графику. И еще бы могла, если бы навредить не боялась. Ну, при таком раскладе разве разум у мужика сохранится, да еще у такого? Идет на меня, руки раскинул. Не смогла я его ударить. А он смог. Ну и изнасиловал меня. Я дочку грудью кормила. У меня молоко сильно прибывает в это время, ну когда я оргазм испытываю. Муж знает, грудь не трогает, хотя это обоим нравится, останавливается, дает мне отдышаться, успокоиться. А этот, зверь, прыгает как заведенный. Мне бы передохнуть, сердце заходится. А он грудь так сжимает, того гляди оторвет. Я вся в молоке как в крови, его забрызгала, сама от боли или от обиды благим матом кричу, ничего не соображаю. Люди услышали, оттащили его. А он вечером нагло к нам в дом явился и мужу моему говорит: - Я теперь каждый день ее иметь буду. А ты, смотри, чтоб не рыпался, зарежу. И тебя, и бабу, и выродков твоих, то есть мальчиков и дочку. И муж ничего ему не сказал! Стерпел. Ну, сосед угрозу не выполнил, утром узнала - уехал в город. А там его опять посадили за что-то. С того дня я не могу ничего с собой поделать. И разговариваю-то с ним через силу, в глаза ему ни разу не посмотрела. И берет он меня только когда совсем ему невмоготу становится. А я как тряпка, никаких чувств не осталось. Я пробовала с другим, думала, может не сама я виновата, просто муж разонравился, или разучился. Возили нас в город на конференцию. Поселили в гостинице. Ну и получилось с одним. То есть у него получилось. А я... опять впустую. Пробовала мастурбировать как в интернатские годы, и тут не получается. Что-то во мне сломалось, как в игрушке - завод кончился. Иногда такая тоска найдет - в петлю залезть хочется. Только детьми пока и живу. Эх, если бы муж тогда не смолчал. - И что было бы? - Не знаю. Я бы его простила и все у меня нормально было бы. - Ваш сосед действительно мог кого-то зарезать? - Запросто. С ним на танцах девчонка отказалась пойти танцевать, он ей по лицу ножом, всю щеку располосовал, платье порвал и в грудь нож воткнул. Его тогда первый раз посадили. Он всегда с ножом ходил. - Ваш муж любил вас и ваших детей? - Меня любил. Сейчас - не знаю. Детей очень сильно любит. Все для них делает. Зачем же еще живем? Для себя, что ли? - Что было бы с вами и с вашими детьми, если бы его не стало? - Как не стало? - Ну, вступись он за вас, попади под горячую руку под нож. И нет его. - Да вы что! Такого быть не может! - Ваш сосед молча снес бы его заступничество и не исполнил бы своей угрозы? - Я об этом не думала. Меня же изнасиловали! - И вы думали только о мести? - Да! О чем же еще я должна была думать? - О последствиях. - Каких последствиях? - У вас есть честь, есть дети, их аж трое. И они без вас не смогут вырасти нормальными полноценными людьми. Согласны? - Да. - Есть муж, родители, родственники и друзья, которыми вы дорожите, и которые дорожат вами. Есть дом и крепкое хозяйство. Так? - Так. - Вам есть что терять в этой жизни, и это прекрасно, и этим ценна ваша жизнь. Так? - Так. - А теперь представим иную ситуацию. У вас ничего нет за душой. Ни дома, ни детей, ни мужа, ни родных, ни друзей - вы как ветер в поле - никому не нужны и все вас проклинают, а терпят единственно из-за того, что вы есть такой вот, никому не нужный. Ваш сосед такой же - пустой, не связанный с этой жизнью ничем хорошим. Для него не существует понятия ценности жизни, добрых отношений. Нет настоящего и нет будущего. Увидел - взял - сел. И чем больше зла он совершил в короткий отрезок нахождения на воле, тем сладостнее его сны, тем короче покажется ему срок пребывания в тюрьме. Вы пострадали. И это страдание застило вам глаза. Месть - вот единственное значимое для вас. А ваш муж? Он здраво рассудил - дам я волю эмоциям. Результат? Остался сосед жив - зарежет меня да еще и детей в придачу - его ничто не остановит. Не останется жив - меня за него, такого бесполезного, еще и посадят. Как ни крути - жена без мужа, дети без отца, дом без хозяина. Что вам из этого более подходяще? Муж зарезанный, или муж отбывающий лет десять в тюрьме? - Но он простил его! - Вы уверены? Простил ли? Вспомните, что обещал вам сосед? Каждый день насиловать вас. А сам наутро исчез. Вы не задумывались, почему? - Нет. - Кто его напугал? - Он ничего не боялся. - Значит, все таки чего-то или кого-то боялся, коли уехал. Вот и подумайте, а правильно ли поступил ваш муж, что не ввязался открыто в драку? - Вы думаете, это он?.. - Я ничего не думаю. Думать надо вам. И вот о чем - кому в той ситуации с изнасилованием горше было. Вам, которую изнасиловали, но вы, по вашим заверениям, все же испытали глубокий оргазм, такой, которого прежде у вас не было. Или ему, на чьи плечи невольно лег позор обесчещенного мужа. И со стороны всей деревни, и, что для него несравнимо тяжелей - с вашей стороны. - Почему и с моей? - Потому что вы на протяжении семи лет строите из себя обиженную. - А что мне остается делать? - Делать ничего не надо. Только подумать хорошенько. И попросить у мужа прощения. Через несколько дней мне пришло письмо. В нем одна строчка. «Я нашла свой оргазм». И все. УРОК 6 ПЕЩЕРА СТРАСТИ С мужем мы разошлись. Нет, он не пьяница, не гулящий. Хороший мужик, даже очень. Я плохая. Холодная, фригидная по-вашему. Ну, в наш век поголовной грамотности не так и трудно самой поставить себе диагноз. Да и у врачей была, объясняли, что к чему. Я его не осуждаю, понимаю. Он старался, книг всяких надоставал, сам изучает, мне подсовывает. И не навязывает, тактично советует посмотреть, попробовать. А я, чем больше читаю про их оргазмы, чем больше вижу на видеокассетах криков и стонов, тем больше понимаю - пустая какая-то. Стараюсь делать как написано, как ему нравится, ни в чем не отказываю, и ни один волосок не шевельнется. Он спрашивает: «Тебе хоть чуть-чуть хорошо?» «Мне всегда хорошо с тобой», - отвечаю, но и он и я понимаем, опять пусто. Спасибо его долготерпе-нию. Семь лет он со мной промучался, сыну нашему через год в школу. Нынче сказал: «Прости, я больше не могу, мне не суходрочка нужна. Я хочу женщину чувствовать, до небес ее поднимать. Только тогда мужчине секс в радость, когда он обоим удовлетворение доставляет, когда сначала его женщина счастлива, а потом уже и он сам. А игра в одни ворота, извини, не для меня. Ты идеальная жена... для эгоистичного мужа, который по заветам Александра Македонского живет: сунул, плюнул и уснул. Таких много, большинство. Ты красива, легко найдешь.» Я прочитала в одной книжке, что нас, фригидных, аж тридцать процентов по свету белому. А вы говорили моей подруге (это она мне посоветовала к вам обратиться, вы ей помогли понять себя), что на самом деле таких не больше трех процентов. Остальные просто не раскрылись или не раскрыты мужчинами. Когда в книге прочитала, успокоилась, что поделаешь, не я одна, нас оказывается таких много, каждая третья. Вместе и погибать как-то веселее, не так обидно. И почти смирилась. Вот когда про три процента услыхала, по-настоящему обиделась за себя. Что уж я такая неуместная родилась? За собой, вроде, слежу. Не скажу, что красотка писаная, но как женщина имею все необходимые атрибуты, не стесняюсь летом на пляже загорать в открытом купальнике. В жару лифчик не надеваю - не стыдно, взгляды мужчин постоянно ловлю. Но на контакт иду очень неохотно, вот здесь стыдно - боюсь, почти уверена - разочаруются. Знаете, как это обидно. При расставании с вами глаза прячут, не целуют, а так, ткнутся в губы или в щеку, обещают еще прийти и никогда второй раз не приходят. Я думала, мужикам одно надо, как муж говорил, по-македонски. Женщины, две из трех так о вашем брате отзываются. А мне что-то пока такие не попадались. Иначе бы одна не была. Эрогенные зоны? Везде и нигде особенно. Да, ласкали, да, целовали. Влажность губ, выделения? Особо не замечала. Муж всегда долго меня целовал, там все мокро было. Не знаю - я это истекала, или он слюной смачивал. Когда мужчина не целует там, член туго входит, неприятно тянет кожу. Я? Целовала. Ну как сказать? Ничего особенного. Ему нравится, я сделаю. Нет, не противно, я без комплексов. Побыть активной, взять на себя мужскую роль? Пробовала. С мужем играли, я его как бы насиловала. Очень уставала. А чувств? Как всегда, пус-то. Попробуйте найти на своем теле минимум три точки, прикосновение к которым вызывало какие-либо эмоции: нежность, томление, учащение сердцебиения, слабость. Можете в помощь взять книгу или сексжурнал с откровенным описанием постельных сцен, порнофильм - то, что помогает развитию воображения, повышает чувственность. Две недели длился поиск. Точки нашлись, и реа-гировали они нормально - моторика включалась. Но все было слишком легко, поверхностно. И нет движения вперед. В большинстве случаев женская фригидность оказывается ничем иным, как неумением или нежеланием самой познать себя, закомплексованностью. «Вот еще, стану я этому учиться!» Либо нежеланием или неумением партнера. Крайне редко встречаются случаи физиологические, когда даже гипноз не помогает. Пришлось прописать самое сильное лечение. Я познакомил их: ее, такую холодную, и его, такого неутомимого. Она больше не обращалась ко мне. Но случай этот - жемчужина в моей практике. «Вы хорошо настроили ее, - отчитывался ассистент. - Она готова была разорвать меня на куски. Легкая, активная, понимает с полунамека. Ну никаких проблем, кроме одной, самой главной. Напрыгается на мне, мокрая от пота, сердце из груди вырывается, словно тысячу метров как стометровку прошла, не щадит себя. Чуть отдышалась и опять. Сразу видно, старается, кровно заинтересована. Я отдыхаю - она работает. И наоборот. Часов пять практически без перерывов. Но, мне и спрашивать у нее не надо, вижу - впустую. Так можно в спортивном зале отпахать, три кило скинул, руки-ноги дрожат, и одно удовольствие - мышцы усталостью на-лились. Знаете, задело меня за живое. Что же я, какую-то бабу ухайдохать не могу? Да не было еще у меня такого в практике. Мне за себя обидно стало - или совсем ослаб? Или квалификацию потерял? Что вам скажу - не справился? Лежим, сердце успокаиваем. Жду, отдохнем, и я, если понадобится, еще два раза по столько отпашу, но добью ее. Она на боку, прижалась ко мне спиной, пригрелась и задремала. А я полон размышлений и волнения. Рука грудь ее ласкает, живот. Ее тихое посапывание меня неожиданно разозлило. Да так сильно! Что же ты спишь, красавица? Я покоя себе не даю, ругаю за неспособность сладить с тобой, а ты? Или не для тебя я стараюсь, не по твою душу смену отпахал? От мыслей таких возбудился. Член во впадинке ее ягодиц, в теплой мякоти так уютно расположился, пульсирует. Я не удержался, пристроился, надавил резко и вошел. Да не туда. Она вскрикнула, конвульсивно забилась, судорога ее тело сковала. Я машинально замер, понял промашку, собрался уходить, а она, страшно заикаясь, шепчет: - Не останавливайся, прошу тебя, только не останавливайся... Короче, нашли мы, что искали. Ошибки нет. На следующий день еще раз попробовали, уже без мно-гочасовой прелюдии - есть оргазм. Она вспомнила - во сне иногда такое наплывало. Теперь ей предстоит потрудиться, замкнуть эмоциональную цепочку с анальной зоны на вагинальную. Знаниями ее вооружили, а желание - ее собственное дело. Мне кажется, у нее даже цвет лица изменился, прозрачность в нем наметилась. И глаза больше откры-лись. УРОК 7 ВИЗИТ ВЕЖЛИВОСТИ У этих двух внешне очень разных семейных пар была одна общая проблема. Они засохли. Прожили одни двадцать три, другие девятнадцать лет вместе, поднакопили друг на друга множество мелких обид и больших претензий, винили каждый свою половину за несбывшиеся мечты и за то, что жизнь пролетает не так, как хотелось в юности: слишком быстро и слишком монотонно. Придраться при желании всегда есть к чему, особенно когда изучил того, кто рядом, до тонкостей. Их отношения можно было охарактеризовать одной емкой фразой: они вынужденно сосуществовали оплечь на одной жилплощади. Иногда разнообразили свою жизнь приемом гостей по случаю большого праздника или очередных именин, встречали родственников, усиленно показывая им нормальность своих отношений и добиваясь обратного. Иногда не очень охотно выезжали на природу с друзьями, радуясь общению с другими людьми и почти не обращая внимания на суженного, здесь уже не скрывая своей холодности. Может раз в месяц, может реже чисто по супружески - без жара и старания, занимались тем, что на общепринятом языке называется любовью, хотя о любви и раньше-то можно было вести речь с большой натяжкой, а сейчас... Так, опять же вынужденное утоление естественных физиологических потребностей. И он, и она в равной мере готовы были переспать с первой встречной или первым встречным хотя бы только для того, чтобы испытать давно забытое чувство страсти, или в отместку, считая, что так потрафят уязвленному самолюбию. Но вот незадача - ни встречная, ни встречный не приходили сами по себе и не предлагали себя. А самим искать... Не в их характере. Ну, такие вот люди. Будут думать, мечтать, даже рядом ходить, а шага навстречу своим желаниям не сделают. Обломовский типаж. Таких пар, к сожалению, великое множество. Держит их друг возле друга одно емкое: а куда идти? В их семьях давно уже ревность не предмет проверки любви на прочность, а некое разнообразие в монотонной жизни, предмет зависти, выдаваемый за аргумент в свою пользу, возможность похвалиться: - «Я лучше тебя! Уж в этом ты не можешь меня упрекнуть!» Хотя до боли хочется, чтобы слова эти прозвучали в его адрес. Как в карточной игре в подкидного дурака: я пять раз остался, а ты шесть. Понят-но, кто из нас умнее? Найти свою половину, ту, которая в этом многомиллиардном скоплении человечества единственно создана для тебя, удается далеко не каждому. Даже так - удается малым единицам. Остальные берут то, что попалось под руку, в надежде на авось. Авось так перебьемся, авось потом найду, авось привыкнется, авось... А пожив лет несколько, расслабляются сомнением: наверное любовь сама по себе и та, единственная, созданная только для меня, вовсе не существуют или существуют в мыльных операх да в болезненном воображении малокровных писателей. Глаза-то есть, а любому зрячему видно - так, как они - без любви и радости, а только в силу привычки живут почти все, и стремиться к большему - только Бога гневить. Не все верят в переселение душ. Но и тем, и другим хочется прожить если не в вечной любви, то по крайней мере рядом с родственной душой, которая понимает, принимает, согревает и согревается от тебя твоим теплом. Которая поддержит в трудную минуту, успокоит разочарованного и скрасит неизбежную ста-рость. Совместно прожитая долгая жизнь, постепенно перешедшая в старость, примиряет и самых непри-миримых супругов. А пока старость не наступила, пока кровь не совсем остыла, хочется большего. На безличностном примере взаимоотношений одной пары я выводил из кризиса другую, и наоборот. Как бы спрашивал у тех и других совета. Так состоялось их заочное знакомство. Чужая, до мелочей схожая со своей, проблема охотнее обсуждалась, казалась много интереснее. «В чужих руках всегда толще...» Они как бы подросли в собственных глазах. «Ага, мы пришли за помощью, а у людей дела еще хуже, и нашего совета спрашивают». Игра захватила их. Появилась общая тема для разговоров, появился общий интерес. На короткое время общения со мной они, не сговариваясь, как бы само собой, заключили перемирие. Я даже стал получать от них рецепты помощи. И какие точные! Видимо, крепко у них наболело, много бессонных ночей провели в раздумьях и поисках выхода. Вскоре состоялось их очное знакомство. Владение «тай-ной» взаимоотношений другой пары быстро сблизило их. Каждая пара считала, что она знает о другой все, а те о них ничего. Это был рассчитанный педагогический прием. - Только, прошу вас, ничего не советуйте. Считаете нужным поделиться знаниями, показывайте примером своих взаимоотношений. Они провели в компании несколько вечеров, не-обычных уже тем, что впервые за десятилетие и те и другие посетили театр, ресторан, концерт заехавшей на гастроли поп звезды. Когда отношения стали устойчиво дружескими, предложил провести под одной крышей совместную ночь. Каждая пара «строго по секрету» получила установку: помогите их сложным отношениям. Постарайтесь вы на правах гостей - вам легче, (а вы на правах хозяев - вам легче) создать интимную обстановку. Потанцуйте с его женой, с ее супругом, разыграйте один легкий флирт, другая легкую ревность. Может, они возгорятся вновь желанием. А вы помогите. Пусть это у вас опять же на правах гостей (или хозяев) произойдет в одной комнате, чтобы они могли (если вы немного стесняетесь), пусть не видеть, но слышать, догадываться, что у вас это происходит. Глядишь и они разохотятся. А если будет гореть свеча, играть тихая музыка, да они будут видеть в зеркале отражение ваших переплетенных тел... Это вообще идеально! Не ради себя, ради помощи им на время помирились, разыграли прежние теплые отношения. Это было первым шагом к большому примирению. Визит вежливости, а с ним и следующую совместную ночь они договорились провести через месяц. - Вы очень помогли бы восстановлению их добрых отношений, если бы согласились в следующую вашу встречу поменяться партнерами. Вы уведите его жену в другую комнату, а вы завлеките ее супруга, - шепнул я и тем, и другим. Особой радости от предложенного мной я не увидел на лицах жен. Сдержанно-холодно выслушали, больше из уважения, нежели от приятия, замкнулись. Мужчины отнеслись спокойнее, трезво осознавая - от них мало что зависит. Как решат женщины... На что я надеялся? Что они сразу охотно согласятся и глаза похотью воспылают? Нет. Как раз такая их реакция и была самой нормальной. А расчет мой заключался в том, что в запасе у них было много времени на обдумывание. Месяц ожидания встречи они готовили себя к этому непростому шагу. То, что в первые дни казалось невыполнимым по соображениям этическим и психологическим, отступило на второй план, выделив на первый сначала любопытство, а затем, к моменту самой встречи, и страстное желание. У женщин, чье эмоциональное начало выше, появилась даже idee fix. Не получись задуманное, они бы очень сильно расстроились. Мужчины, которые как юные пионеры «всегда готовы», наоборот, к моменту встречи «перегорели» и успокоились, что было очень полезно для владения собой: получится - хорошо, не получится - не наша вина, на своих отыг-раемся. Они сами удивлялись, как легко все произошло, какое доставило всем невиданное прежде наслаждение. И стали делать это четыре раза в году - на дни рождения, как лучший подарок имениннику, ну и остальным за компанию. А иногда, чтобы долго не ждать повода, и в промежутки, но не вчетвером, а смешанными парами. Результат - ожидание очередного дня рождения будоражило кровь и сексуальная жизнь между встречами вошла в устойчивую норму, как это было в первые после свадьбы годы. И еще. Испытав на собственной шкуре тяжесть более чем десятилетнего отчуждения и постоянной неудовле-творенности, они преодолели некий морально-этический комплекс «низ-зя - зя», и с готовностью приняли бы в свою компанию родственную пару, способную понять и принять их теперешний образ жизни. УРОК 10 УРОК ХОРОШЕГО АНГЛИЙСКОГО После окончания инфака местного пединститута Тому сослали в районную школу - проторенная дорожка для тех студентов, кто не смог достать охранную бумагу из городского ОНО, кого не прикрыли шибко нерасторопные родители. - Не смертельно, - успокоила себя молодая учительница английского языка. - Три года незаметно пролетят, как-нибудь перекантуюсь: разговорной практики наберусь, кое-чему подучусь. А там и в переводчицы махну. Спрос нынче на языкастых большой. Она не захотела жить в местной общаге с коллегами. Не потому, что чуралась людей. Просто за пять лет учебы нажилась по горло. В общежитии какое уединение? Дверь вечно нараспашку, кто захотел - пришел, когда захотели - свет врубили. У тебя кошки на душе, а тут вечный праздник. И вся твоя жизнь на виду: кто пришел, кто ушел; ни поплакать, ни отдохнуть, ни вкусненького поесть вдосталь. Денег больших не было, а так порой чего-нибудь захочется. Экономишь одна, купишь - делить на всех приходится. Нет, не жадность. Но иногда бывает. Любила она вечерами уединиться с книгами, предаться мечтам. Вот и сняла комнату у тихой одинокой бабульки в частном доме, поближе к земле, запаху дымной печки и парному молоку. Быстро подружились, зажили как родные бабка с внучкой. После шумной городской жизни, деревенские будни показались сухими и скучными. Она в первые дни радовалась этой тихости. Но скоро поняла - пять лет не прошли даром, и в ней что-то поломали. А прежнего круга общения рядом нет, и близко подобный не создашь: и не с кем, и времени на его создание много потребно. Крути не крути - одна, для всех чужая. Единственное спасение - книги. Читала много, как бы вдогонку за прежде упущенное - пять лет учебы больше приходилось спецлитературой «наслаждаться», английские тексты штудировать. В деревне поняла - намерение углубить свои знания в английском - несбыточная мечта. Никто язык не знает, старшеклассники на уровне пятого класса, а про младших и говорить нечего - кое-как алфавит да тэйбл с пенселом. Какое к черту совершенствование? Свое бы не растерять! Девчонки, которых вместе с ней сослали, учились на других факультетах. Они и не знали друг друга раньше, так, мельком встречались в коридорах института: ни здрасте, ни до свидания. Кто мог заранее предугадать, куда и с кем судьба занесет? Здесь познакомились и, как водится на чужбине, быстро сошлись. Каждую субботу после баньки устраивали небольшой девичник: что-то из дома пришлют, что-нибудь постряпают, чай, пара бутылочек, музыка, танцы. Когда сами с собой, когда ухажеры заглянут. Один раз, - она была в мерзком настроении, выпила немного больше нормы, а точнее, напилась до поросячьего визга. Зачем-то поругалась с девчонками, ее вытолкали в коридор - проветриться. Пошла, держась за стены. Не помнит, как забрела на общую кухню, может, жажда одолела, может спрятаться от глаз, успокоиться. Там стояла кровать с голой панцирной сеткой. Она прилегла на минутку и мгновенно уснула. Не услышала, как ее раздевали, хотя раздевать особо и нечего было: короткая юбочка, ее просто загнули, тонюсенькие плавочки, такой же лифчик под свитерком. Очнулась, когда работа кипела вовсю. Кричать не дали, ее же трусиками предусмотрительно заткнули рот, придержали руки. Не помнит, сколько их было, может четверо, может пятеро, а может и повторно отмечались. Ребята вроде знакомые, насколько спьяну могла разобрать шепот да разглядеть в темноте. Они не зверствовали, работали быстро, но спокойно. Почувствовали, что она не брыкается, руки опустили, кляп убрали, но стояли в изголовье наготове. Пьяной трудно сосредоточиться, она старалась, но так и не поняла - успела ли поймать кайф? Только утром, окончательно протрезвев, оценила происшедшее: в теле сладкая нега - каждая клеточка ей наполнена, петь хочется. Все мысли из головы в низ живота переместились и ходят по кругу, и вырваться из него не дают. В четверг у нее был урок в выпускном классе. Она привычно вошла в кабинет. На столе аккуратно свернутый пакетик, перевязанный розовой ленточкой. - Мне? Молчание. Развернула - а там ее плавки и лифчик - с той ночи. Нашла силы не показать растерянности. Улыбнулась, насколько хватило самообладания, и поблагодарила. - Спасибо. Мои любимые. И вспомнила их, тех, кто там был. На перемене подозвала одного, сказала спокойно, как будто урок объясняла: - Больше так не делайте, не маленькие, понимать должны. Я ж ваша учительница. А вдруг кто увидел? Она верно выбрала тон, не спугнула и не замкнула его. Обыденно, словно речь шла не об изнасиловании, а о списанной контрольной. - Никто не видел. Мы караулили. - Или сами проболтаетесь? - прищурившись, посмотрела ему в глаза. - У нас - могила, - ответил, краснея. - Вы еще не знаете, что такое настоящая могила, - сказала в сторону и ушла. В субботу ее уже подстерегали. Ближе к полночи она прошла как бы в туалет, проверила - в темноте кухни кто-то есть, мерцает огонек сигареты. «Ждут», - догадалась. Знакомое чувство всплыло в низу живота, потекло к ногам и голове. Она уже знала, как ей следует поступить. Назад возвращалась, покручивая на пальце кружевные плавки. Они недооценили ее. Тома самозабвенно отдавалась им, требовала еще и еще. И они старались показать ей свою взрослость, угодить ей. Выполняли малейшие прихоти, хвастали опытностью. А она посмеивалась и над собой, и над ними. В какой-то момент испугались - а не бешенная ли? Не они ее - она их насилует! В очередную субботу один не смог пойти, или не захотел, приелось - взяли замену, а новенький возьми да проболтайся. И пополз слушок по деревне. И стали на училку косо поглядывать, ехидно подсмеиваться, приставать с непристойными предложениями. Она уже знала всех своих «рабов», знала, кто первый тогда предложил воспользоваться ее пьяным состоянием. Помнится, когда он признался, она его похвалила. «Молодец. Видишь, как нам хорошо.» И он получил то, что никому еще не доставалось. И возомнил о себе. И загордился... Тома приперла его в углу кабинета. - Ты мне что говорил? Могила? - сквозь зубы прошипела она. - Трепачи! - И, уже отвернувшись, зло ругнулась. - Пискуны сопливые. И перестала их замечать. И в школе. И по субботам. Он не выдержал первым. Прислал ей записку. Потом выпросил у нее свидание. В полукилометре от школы, в начинавшей зеленеть березовой роще, было густо заросшее кустарником сельское кладбище - самое уединенное место. Здесь и днем-то редко бывают люди. А ночью вообще тишина. - Я люблю тебя, - шепчет. Тепло, а его озноб бьет. Обнимает, тянется к губам. Она уворачивается. - Целоваться хочешь? - спрашивает и сама не узнает собственного голоса. - Хочу, - шепчет он и безрезультатно ловит ускользающие губы. Тома снимает плавки, грубо хватает его за волосы, гнет голову вниз. - Прощение еще заслужить надо! Целуй, замаливай грехи. Он был согласен на все: любое унижение, наказание, боль для него были сейчас как награда. Зарылся лицом в ее душистой мякоти. Она стояла, закинув голову к звездному небу, постанывала. Руки ее, безвольно повиснув, перебирали его густые волосы. А когда он увлекся, привязала к ограде шнурок из его же кроссовок, накинула петлю. Они упали на землю. Он повис, придавленный ее тяжестью, дернулся, но только сильнее затянулась петля. И успокоился. И посмотрел на нее широко раскрытыми глазами. - Теперь ты точно узнаешь, что такое настоящая могила, - прошептала она и впилась в его бескровные губы последним поцелуем. Его нашли к следующему вечеру. В кармане безадресная записка. «Я не могу без тебя жить. Умоляю - прости. Не можешь простить, ну хоть не презирай, хоть раз посмотри на меня, пока я не умер с тоски!» Для следствия вопросов не было: почерк собственноручный, следов борьбы нет, врагов нет. Самоубийство на почве безответной любви. На училку никто больше косо не смотрел, при встрече ехидно не улыбались. Окончился учебный год. Летом она получила открепление, уехала из села. А ее мальчики? Один погиб в армии. Один разбился на мотоцикле. Одного затянуло в силосоуборочный комбайн - раскидало на малые кусочки. Один остался жив, но лучше бы умер. С интеллектом пятилетнего ребенка бродит бесприютный в городе по рынку, собирает мусор и тумаки, ест, что подадут или украсть сумеет...