пролог.

… если кто-нибудь, когда-нибудь прочтёт эти строки, пусть знает, я сделал всё, что было в моих силах. В такую отдалённую эпоху никто никогда не забирался. Я думал, что совершу подвиг подобно Арию и его наследникам. Увы, я жестоко ошибся. То, что было позволено им, мне оказалось не по плечу. Я один в такой дали! Мне даже становится жутко от одной только мысли о безвозвратно канувших в пучину тысячелетий друзьях диурдах. Здесь мне всё чуждо, это совсем не то, что я ожидал увидеть. Никто и предположить не мог, насколько люди станут иными: они больше не потомки ладийцев, но они и не стали до конца рабами «чёрных». Да-да, я не оговорился, «чёрные» здесь. Они по-прежнему творят свои мерзкие делишки на потребу душе Владыки. Правда, как я понимаю, человеческого тела для него в этом мире не нашлось, но сам он существует. Невидимо и незримо, он присутствует в мыслях практически каждого человека, наполняя их своей лютой ненавистью ко всему живому. Взамен он получает от них дань в виде отрицательных энергий, подпитываясь ею и усиливая своё влияние на них с каждым днём. Как и раньше, его единственная тактика — ложь, стратегия — уничтожение всякой памяти о нас и внедрение ложной информации. Если подобное деяние не удастся пресечь, то очень скоро он сможет возродиться телесно, чтобы править миром. Пусть даже ненадолго. Длительного царствования ему не видать — править скоро станет некем; губительная деятельность людей, позабывших своих предков, и печальную судьбу кассийцев, ведёт планету прямиком к гибели. Здесь никто не хочет этого понимать, ни простые люди, ни «чёрные», ни их Владыка. А может быть, именно эту цель он и преследует? Несметное число погибших в злобе и ненависти душ, безмерно усилят его эгрегор, без того чрезмерно разросшийся в безвременье планеты. Так когда-то погибшие души кассийцев многократно приумножили его. Возможно, он добивается именно этого, толкая планету к пропасти; чтобы, наполнившись небывалой силой, продолжить осуществление своих неуёмных амбиций уже в других мирах Вселенной. Да, я думаю — это именно так! Мне очень не хватает здесь моих старых друзей, но надежда всё же есть: любовь по-прежнему жива в сердцах ваших потомков. Говорю ваших потому, что сам себя я считаю своим среди своих. Я угодил как раз по назначению, здесь я мало отличаюсь от ныне живущих. Сила диурда во мне тает день ото дня. Энергии созданной монгами и нашими предками, что питала когда-то наше племя, на планете почти не осталось. Отправить это письмо в прошлое — вот и всё на что я ещё способен. По этой же причине я не жду ни от кого помощи: для диурда, если кто-нибудь решился бы на такое, возврата не будет. Нынешнее положение вещей сохранится достаточно долго: пока энергии предков, утраченные нынешним поколением людей, не возродятся в полной мере. Это так же результат влияния Владыки на этот мир, украденный им для себя у всех остальных…

глава 1

То не былина, просто сказ,

Порывом ветра унесённый

В страну, где наших предков глас,

Витает счастьем окрылённый.

Из пепла возродив слова,

Забытые в глухом молчанье,

Когда незримая душа,

Приводит тело к покаянью...

 

— Кто же автор этого странного послания? — нахмурился Элекс. — И главное, из «когда» оно?

Красноречивым ответом было пожатие хрупких плеч его жены.

— Неужели ни какой зацепки?

— Нет ничего указывающего на подпись или дату. Оно появилось в безвременье внезапно и так же внезапно исчезло. Странно другое: письмо составлено не мыслью, как это принято сейчас у народов Содружества Пяти Планет, а буквицей древней ладийской грамоты, что указывает на какого-то нашего старого друга.

Элекс не сомневался в правильности выводов своей любимой и милой спутницы, чьи знания восходили к истокам зарождения ладийской цивилизации. Ни Озией, ни Геммой, ни тем более Касс она зваться больше не пожелала, резонно заявив, что новая жизнь дарованная ей, требует нового имени. Имя Любомила точно характеризовало, чем она являлась для Элекса. Ему оставалось только радоваться божественному дару вождя монгов, который, прочтя его судьбу, наградил именно тем, о чём он не смел и мечтать. Живое воплощение чаяний его души, мыслей и всех чувств, сидящее рядом, явилось высшей наградой. Он ласково обнял Любомилу и полу утверждающе спросил:

— Будем искать неизвестного друга?

— А как же иначе, муж мой?

— Предостережение о путешествии в один конец звучит довольно грозно.

— Если не мы, то кто же? К тому же я рассчитываю на твою изобретательность.

— Мне тоже хочется разобраться в том, что пошло не так в будущем Земли и если возможно, что-нибудь изменить…

Его слова прервал порыв воздуха от близкой материализации чьего-то тела. Знакомый голос осведомился ещё раньше, чем проявилось ухмыляющееся лицо Айка.

— Без меня?

— Только не отрицай! Ты снова подслушивал нас, любезный друг, — высказался Элекс, ничуть не удивившись бесцеремонному появлению приятеля.

— Конечно, нет! Да за кого вы оба меня принимаете? — возмущенно заявил тот, подбоченясь и деланно раздувая щеки.

Вообще-то, плут мало изменился, несмотря на проявленные недюжинные способности по овладению техникой перемещения и ещё кое-каким премудростям диурдов. Это далось ему сравнительно легко, в чём немаловажную роль играла новая планета диурдов, не отягощённая злом и негативными мыслями людей населяющих её. Легче всего ему давались науки, отвечающие его прежним устремлениям, неразрывно связанными с совершенствованием мастерства по умыканию чужого добра.

— Это опасное мероприятие, — ответила на вопрос Айка Любомила. — Ты не достиг ещё необходимого уровня мастерства. К тому же ты должен освободить своё внутреннее «Я», прежде чем пускаться во временные перемещения.

— Только не начинайте снова свои заумные лекции, про бессмертную душу и умирающие личности. — Для подтверждения своего требования, Айк энергично замотал головой и заткнул пальцами уши. — Хочу быть собой и не хочу вспоминать то, чего никогда со мною не было.

— Ладно, ладно! — успокоил его Элекс, повысив голос, в надежде достучаться до заблокированных барабанных перепонок друга. — Ты остановился на чём-то другом!

— Ах, да, — согласился Айк, смерив его подозрительным взглядом. — Несмотря на то, что вопреки моим просьбам, ты только что снова копался в моих мозгах, отвечу: старик-монг требует вашего незамедлительного присутствия на внеочередном совете правителей. И он очень сердит вашим опозданием!

Элекс хлопнул себя по лбу:

— Как я мог позабыть об этом? Сегодня на Алькару прибыл звездолёт с Ориона, и Кил-рак просил нас обязательно быть при разговоре со жрецами.

— Не люблю эти разговоры, — заметила Любомила.

— Что поделаешь! — с вздохом согласился с нею Элекс.

— Я тоже не люблю эти переливания из пустого в порожнее. Наверное, потому и позабыл.

* * *

В этот раз не было пустых разговоров, так нелюбимых диурдами. То, что вынудило правителей отправиться в такую даль на противоположный конец галактики, вызвало неподдельный интерес всех присутствующих. Кил-рак, номинально считавшийся самым младшим по значимости среди остальных четверых членов Совета, несомненно, являлся последней их надеждой. Это стало ясно Элексу с первых же слов прозвучавших из уст главы Совета — Цепкуса, чьё имя всегда вызывало улыбку на лице Любомилы. Сегодня глава правителей содружества, выглядел нисколько не цепко, а довольно растерянно. То, что он счёл сообщить остальным, было очень серьёзным, но сведения запоздали, как всегда бывает, когда разводятся ненужные секреты вокруг того, о чём нужно было кричать уже давно. Скоро Элексу стало понятным почему правители снизошли до принесения фактического извинения Кил-раку, явившись на планету монгов, а не вызывая его к себе на Оранжевую. Стало понятно и его с Любомилой приглашение на совет. Теперь ему приходилось напрягать ту часть памяти, что отвечала за дела давно минувших дней молодости Нима и Озии, пытаясь восстановить последовательность тех событий, отголоски которых всплывали сегодня. Элекс с удовольствием пользовался знаниями глубокой старины, но вспоминать пережитое давным-давно не любил: это напоминало об ошибках совершённых когда-то и вынуждало, против воли, чувствовать себя глубоким стариком. Не каждому дано знать о прошлом воплощении многотысячелетней давности.

Всё началось ещё в ту пору, когда старому соратнику Клонара Дайна — Миноне удалось совершить побег со спутника Оранжевой, где он отбывал пожизненное заключение за свои преступления. Тогдашние жрецы содружества решили сохранить это в тайне, стыдясь допущенного промаха, предполагая, что побег скорее всего не сможет повлечь каких-нибудь серьёзные последствия. Минона был глубокий старец и не мог вызвать опасения ни у кого кроме тех, кто знал его лично. Память Нима подсказала Элексу об этом отвратительном знакомстве, едва не закончившемся под ножом палача его смертью и смертью его любимой. Преступник так и не был найден. Позже, в результате расследования, выяснились некоторые странные обстоятельства: исчез планетолет и весь персонал производственной лаборатории, куда Миноне, после пяти лет строгой изоляции, позволен был доступ.

— Этот тип умел заморочить голову любому, — сказал Элекс.

Сразу в комнате, где происходила встреча, повисла тишина и все обратили свой взор к говорящему. Любомила, так же как и Элекс, терзающаяся неприятными воспоминаниями, молча кивнула, соглашаясь со словами мужа.

— Так вы помните этого человека? — обрадовано уточнил Цепкус. — Я очень надеялся на это. Спасибо Кил-рак, что порекомендовали мне этих молодых людей.

После своих слов глава Совета тут же смешался, не зная, правильно ли он поступил, называя Элекса и его жену молодыми людьми. Прочитав мысли Цепкуса, Элекс усмехнулся и успокоил его:

— Вы правы, мы помним не своей памятью. Вернее не совсем своей, а памятью наших предшествующих воплощений. Заметив недоумённо вытянувшиеся лица присутствующих, он прервал свои пояснения, чувствуя полную сумятицу в их головах.

— Это лучше оставить, — нетерпеливо прервал Элекса Кил-рак. — Продолжайте Цепкус, я кажется знаю конец вашей истории!

Глава Совета удивлённо сморгнул и послушно вернулся к своему рассказу.

— Совсем недавно наши разведчики подобрали в открытом космосе спасательную капсулу неизвестной конструкции. Её осмотр поверг их в шок: технологии использованные при изготовлении этого аппарата никогда не применялись нами. Налицо были все признаки появления в космосе неизвестной ранее цивилизации. Капсула была доставлена на Орион в космоверьфь для дальнейшего изучения, где выяснились ещё кое-какие факты, смутившие наших специалистов. Во-первых: записи электронного мозга космоверфи показали, что нечто подобное, всё же, когда-то разрабатывалось в их лаборатории, но было отвергнуто большинством конструкторов. Во-вторых: электронный мозг сохранил и имя автора проекта.

Цепкус сделал театральную паузу и обвёл глазами слушателей, намереваясь ошеломить их.

— Конечно, это оказался всё тот же Минона, — сорвал его триумф Кил-рак. — Скажите лучше, почему его предложение было отвергнуто, ведь он считался лучшим учёным того времени, так ведь?

— Его изобретение носило несколько бесчеловечный характер, с точки зрения первых переселенцев на Оранжевую: оно было не механическим, это была смесь биологической материи имеющей свой электронный разум в виде наномашины. Эта техника не строилась, как обычные звездолёты, а выращивалась. Один конкретный наномозг, по заданным заранее параметрам, сам создавал своё тело — тело космолёта или какой-нибудь лучевой пушки.

Цепус прервался на пару секунд, чтобы сделать глоток воды из стоявшего перед ним стакана и, не поднимая глаз от стола, добавил:

— Внутри было найдено тело мертвого человека. При нём недоконченное голосовое письмо.

— Сколько же лет этому аппарату, или человеку? — спросила Любомила.

— Это выяснить не удалось, — ответил за Цепуса другой жрец. — Мой коллега Кинхет продолжит дальше, — представил своего спутника глава совета. — Технические подробности, это по его части.

Жрец Кинхет имел могучее телосложение и тяжёлый взгляд, который он тут же устремил на диурдов, словно пытаясь их смутить, не забывая при этом отвечать на заданный вопрос:

— Как только мы наладили контакт с мозгом капсулы, мы сразу же поинтересовались этим, но безрезультатно. Вместо прямых ответов, которые можно было ожидать от простого механизма, наномозг постоянно отвечал загадками, переводя разговор на другое. При попытке выяснить что-нибудь о его создателях, последовал необратимый распад капсулы, словно повинуясь заложенной программе, наномозг уничтожил своё тело. Останки пилота извлечь не удалось, они были уничтожены вместе с аппаратом. Осталось только записывающее устройство, первым попавшееся на глаза нашедшим капсулу разведчикам, оно же — бляшка с личным номером-кодом. Согласно архивным данным, этот человек покинул Оранжевую в одно время с бежавшим Миноной, и являлся личным секретарём Фареса — кассийского жреца возглавлявшего первых переселенцев. Причём покинул её вместе с персоналом производственной лаборатории и преступным учёным. Никто из них больше никогда не вернулся.

При упоминании этого имени, Элекс вздрогнул, что не укрылось он пытливого взгляда Кинхета.

— Вам известно что-то об этом? — неправильно истолковал его реакцию Кинхет.

— Адмирал звёздного флота — командор Норен был моим другом. Но судьба его мне не была известна до сегодняшнего дня.

— К величайшему сожалению нам известно не больше Вашего. Воспроизведённая голосовая запись представляет собой какой-то код.

— Одно письмо из будущего, другое из прошлого и одни загадки, — подытожила Любомила. — Придётся разделиться в наших поисках надвое.

— Натрое! — поправил Кил-рак. — Мне необходимо навестить давно минувшую эпоху Земли в поисках подтверждения одной своей догадки.

глава 2

Здесь не место для трусов,

Здесь лишь волчий закон,

Здесь не ведают жалости, страха.

Обречённый на смерть

Ставит жизнь тут на кон,

На арене артист — гладиатор.

 

Богатая матрона в сопровождении всего одного слуги, могла бы вызвать подозрения у кого угодно, но только не у жителей этого уголка Земли. Рим оказался красивейшим из городов виденных когда-нибудь Любомилой и Айком. Здесь все сплелось в клубок: и ослепительные храмы — творения, несомненно, талантливейших зодчих этой эпохи; статуи, слишком часто попадающиеся на пути; переизбыток воинов, вперемешку с торговцами и явно распущенными молодыми юнцами и девицами, не вяжущимися своими манерами с процветающей столицей этой великой империи. Путникам, прибывшим из другого времени и эпохи, еще предстояло постичь этот мир, построенный на вечной войне.

Закон хищника не был нов, но в римской империи он пожалуй достиг кульминации; когда разрушенные страны и целые народы, превратившиеся в рабов, обогащали своих завоевателей в геометрической прогрессии. Выбор этого места и времени не был случайным. Кил-раку ведомо было многое из будущих и прошедших времён, и он указал на этот город, как на одну из поворотных точек исторических процессов. Здесь многое напоминало Грецию с её религиями. Разница заключалась лишь в том, что греки не отдавали предпочтение какому-нибудь конкретному богу, почитая их всех в равной степени, римляне же выше остальных ценили Марса — прототипа греческого Ареса — бога войны. Его статуи попадались на пути чаще всего, хотя женская красота ценилась не меньше, о чём свидетельствовали разнообразные изображения богини Венеры.

Айка разница эпох не смутила ни капли. Он быстро сориентировался в этом шумном мирке и уже очень скоро нашел хозяина небольшого домика, согласного сдать его за безмерную плату. Драгоценностям монгов, ссуженных путешественникам как раз для подобных целей, Айк счёта не вёл и, не скупясь, быстро нашёл им применение, тут же обменяв на имперские монеты. Ещё раньше, непонятным для Любомилы образом, он выяснил всё, что необходимо было знать прибывшим в Рим путникам из далёкой провинции, как он представился хозяину их будущего дома.

— Не слишком ли мы опрометчиво поступили? — нервно поинтересовалась Любомила у Айка, глядя как деньги из его карманов перекочёвывают в бездонный карман мрачного хозяина, который тут же слащаво заулыбался, весело забрякав металлом.

— Не волнуйтесь госпожа, — возразил Айк рассеяно отмахиваясь от хозяина дома в знак прощания с ним, когда тот закончив демонстрацию комнат, с явно упавшим настроением заторопился уходить. Айк всем видом показывал, что осмотр комнат с их содержимым немалой стоимости, занимает его больше всего.

— Если нам не будет большой нужды задерживаться здесь надолго, я легко верну наши денежки, причём с лихвой. По правде сказать, мы и сейчас остались при своих. — Заканчивая эту фразу, Айк помахал в воздухе увесистым кошельком.

Догадавшись, в чём истинная причина смены настроения хозяина сданного им внаём дома, Любомила рассерженно вскрикнула:

— Айк! Как ты мог?

— Только остро нуждающегося в деньгах, легко было уговорить.

Дав такое туманное разъяснение, Айк распахнул двери на небольшой балкон выходящий на площадь и, вцепившись в перила, принялся жадно раздувать ноздри, бормоча под нос:

— Вот это жизнь! О таком скопище толстых кошельков можно было только мечтать. Неужели я такой везунчик? Глазам своим не верю!

Спустя два дня Айк в мельчайших деталях ознакомился с жизнью низшего сословия, — так сказать, — отбросов римского общества, обитавших преимущественно возле кладбищ, где можно было подкормиться внезапно выпавшей работой: покойники поступали сюда регулярно. Закончив знакомство с низами и выяснив из разговоров с ними кое-что о среднем классе, он перешёл на следующую ступень. Это были торговцы, аферисты, менялы, содержатели различных общественных заведений и хозяева недвижимости. Здесь Айк решил задержаться подольше, чтобы подготовить почву для вступления в верхний эшелон, доступ в который имели только прославившиеся в ратных делах высокородные граждане республики. Имя одураченного им в первый день приезда в столицу было Антоний. С ним то он и решил сойтись поближе, на правах старого знакомца.

Нужно было найти благовидный предлог, и Айк заочно представив Любомилу как знаменитую актрису, попросил помощи для организации представлений. Камень попал в точку: Антоний имел обширные связи по всему городу, и очень обрадовался новой возможности возместить сумму недавно потерянную вместе с кошельком. Пока он с Айком обходил своих предприимчивых друзей, имевших деловые отношения с патрициями не имевших денег в достаточном количестве, но имевших реальную власть, выяснилось, что Антоний никакой не Антоний, а Сангрел. Не успев толком удивиться, чем вызвана необходимость иметь второе имя, Айк, имевший профессиональный слух, помогающий ему не хуже чем ловкие пальцы, отметил, что и остальные знакомцы Антония носят фальшивые имена, меж собой называемые — кличкой. Одно для соратников по погоне за деньгой, другое для всех остальных.

Решив впоследствии взять подобную тактику на вооружение, он вернулся к текущим делам. Приближался праздник города, и владелец одного захудалого театра рискнул пригласить их для участия в праздничном представлении. Любомила оказалась в восторге от предложенной ей роли. Это был реальный шанс познакомиться с верхушкой горы скрытой в облаках и не всякому доступной.

— Что мы будем демонстрировать? — полюбопытствовала она. — Я люблю петь и читать стихи.

— О нет, госпожа, — возразил Айк. — Это несколько иной уровень, и местная публика этого не оценит. Кроме того, подобное занятие уронит нас в их глазах.

— Перестань называть меня госпожой!

— Не перестану, — заупрямился Айк. — Это самое надёжное прикрытие в данной местности.

— Нам следует чего-то опасаться? Разве мы нарушаем законы этой страны?

— О, конечно нет, даже я не нарушаю. Здесь принято обкрадывать глупцов, и я поступаю так же. Здесь принято бояться властей, и я предлагаю бояться, пока не узнаю почему это так.

Любомила задумалась. Элекс рекомендовал ей слушаться советов Айка, когда они касались способов выживания, в которых ему равных не было. «Кажется плут, действительно незаменимый помощник в делах подобного рода», — с дружеской симпатией к Айку, подумала она.

— Хорошо, тебе виднее, — согласилась она с ним, преуспевшим на сегодняшний день, в разведывательных делах, значительно больше неё. — Что же нам следует демонстрировать на празднике?

— Фокусы! — выпалил Айк довольный, что его мнение оказалось решающим.

— Ну что же, фокусы, так фокусы, — с вздохом разочарования согласилась Любомила. — Чего-то ещё? — спросила она, видя, что Айк робко смотрит на неё.

— Имя Любомила вызовет ненужное любопытство. И я представил Вас как Гемму.

— Ну, знаешь… — начала было хмуриться Любомила, но остановив взгляд на огорчённом лице Айка, внезапно рассмеялась. — Почему бы и нет?

* * *

Представление вызвало небывалый восторг публики. Эффектное жонглирование мечами и обмен вращающимися лезвиями со своим помощником вызвал бурю аплодисментов. Эту часть программы придумала Любомила, вспомнив давние похождения Касс в Греции. Отсутствие умения жонглировать, они заменили умением диурдов — переноса предметов на расстояние. Глотание мечей Айком, в последствии появляющимися в руках Любомилы, так же не прошло незамеченным. Пиком номера явилось исчезновение с арены всего скарба актёров, а вслед за ним, помощника «великой иллюзионистки Геммы». Откланявшись публике, она последовала вслед за своим помощником. На этот раз никто не смеялся и не рукоплескал, зрители оставались в недоумении и растерянности до тех пор, пока оба не материализовались на арене вновь, чтобы поклониться в последний раз. Зрители проводили их робкими аплодисментами, суеверно пряча глаза.

— Кажется я переборщила, — шепнула Любомила Айку, когда они пробирались сквозь расступающуюся толпу к выходу.

— Чем эффектней, тем быстрей мы достигнем высшего общества, — возразил довольный Айк. — К тому же мы заработали денег, не нарушив ни одного закона.

— Это так, но…

— Я тоже заметил, — согласился Айк, истолковав сомнительные нотки в устах Любомилы, как подтверждение своих коммерческих мыслей. — Хозяин театра сорвал самый большой куш, не приложив никаких усилий. Ничего, перед отбытием отсюда я сравняю счета.

Занавеси носилок скрыли лицо Любомилы от нескромных взоров, а четверо рабов, переданных им Антонием вместе с наёмным домом, доставили её по назначению. Девушки хлопотали в доме, подготовив отсутствующим хозяевам ванны, издающие благоухание, сравнимое, разве что, с цветущей весенней поляной в лесу.

Приободрившись после тяжелого денька, оба уселись за стол, накрытый к их приходу чрезмерно щедро, словно он ожидал, по меньшей мере, дюжину гостей. На что Любомилой было сделано замечание девушкам прислуживающим им. Как только они остались одни, Айк шепнул, что подобная расточительность, не является расточительностью на самом деле, просто таков обычай. После их ужина, остатки будут употреблены многочисленной прислугой, которая насчитывала, помимо четверых носильщиков-телохранителей, ещё двух служанок, двух кухарок и управляющего всеми этими невольниками.

— Кроме того, пусть привыкают не расслабляться. Скоро у нас будут собираться многочисленные гости, Ваши поклонники, госпожа. Кухня должна быть на высоте!

Любомила фыркнула по поводу упоминания поклонников, хотя уже обратила внимание, как поглядывают на неё мужчины. Она не знала радоваться этому или нет. Быть в центре внимания приятно любой женщине, но не пришлось бы принимать крайние меры против особо настырных.

— Что мы имеем на сегодняшний день, Айк? Какие выводы уже можно сделать?

— Никаких, кроме того, что римляне понимают толк в изысканной пище и обожают всё, что приносит удовольствия.

— Я подметила не только это.

— Что же ещё я упустил? — Приподнялся со скамьи Айк, выражая всем видом готовность бежать за чем-то позабытым хоть на другой конец света, чтобы услужить главе их предприятия.

— Странность твоих новых друзей, что так помогли нам со вступлением в городскую жизнь, причём небескорыстно. Их имена, я имею в виду их настоящие имена, которые тебе удалось услышать, мне показались несколько странными.

— Мне нет, — возразил Айк. — Просто это не итальянские имена. В римскую империю входят самые отдалённые племена и народы. Наши преуспевающие торгаши — выходцы из Египта.

— Именно это! — сообразив, что не давало ей покоя, воскликнула Любомила. — С древним Египтом, вернее с землёй египетской связанно много чего.

— Действительно, — задумчиво подтвердил Айк, поковырявшись в зубах огромным ножом. — Я сейчас вспомнил, что хозяин театра с гордостью упоминал, будто бы он потомок какого-то фараона: то ли Епифона, то ли Эхтамона.

— Мне это ничего не говорит, и прекрати пожалуйста.

— Сами не знаете, что вам нужно, — проворчал обиженно Айк. — То говори, то прекрати.

— Прекрати ковыряться ножом в зубах, возьми что-нибудь миниатюрные.

— Ах, вот вы о чём, госпожа! — облегчённо вздохнул Айк. — Неужели не сможете извлечь из меня какой-то ножик? Это будет значительнее проще, чем отправлять мне в желудок вереницу мечей.

Любомила фыркнула и снова серьёзность вернулась к ней.

— Сегодня мне было трудней, чем когда-либо управлять перемещением, труднее чем малолетней ученице.

— Вот так-так, — промолвил растерянно Айк. — А я подумал, что это меня одного поразил злой рок за тот злосчастный кошель с золотом.

— Видимо сказывается уменьшение численности диурдов на планете и умножение тёмных страхов и низменных желаний в людях. Кил-рак предупреждал об этом. Да ещё то письмо…

— Любомила, ты хоть догадываешься от кого получено это письмо? — став ненадолго серьёзным, поинтересовался Айк. — А вдруг это ловушка? Попытка заманить нас вглубь неизвестной эпохи и отрезать путь к отступлению?

— Я не чувствую опасности с этой стороны.

— Ну, тогда мне пора, — заявил Айк вставая. — Я обещал своим коллегам заглянуть ночью в городские бани. Нужно кое-что обсудить. Спокойной ночи, госпожа.

* * *

— Рассказывай Фебриус. Что такого сногсшибательного ты увидел в первый день праздника, что потерял дар речи?

— Не смейтесь, сенатор! Это были не просто фокусы. Я перевидал всевозможных жуликов в своей жизни предостаточно. Это, что-то другое. Одно имя этой иллюзионистки чего стоит!

— Подумаешь — жемчужина! Что в этом необычного?

— Гемма — самая яркая звезда в созвездии «короны»! Это прямой намёк на сегодняшнюю власть в сенате!

— Ты думаешь, она сможет нам помочь свалить императора?

— Предсказатель дал мне ясно понять, что с этим именем связанны большие перемены и тайная власть в империи. Стоит попробовать, господин, но подойти к этому нужно крайне осторожно, неизвестно какие силы стоят за нею.

— Не волнуйся: самая страшная сила в этом мире — мы! Устрой так, чтобы завтра она выступала в Колизее, прямо перед сражением гладиаторов. Я хочу лично увидеть эту Гемму, прежде чем доложу остальным о нашем плане.

* * *

Наутро Айк поделился свежей новостью, об их внезапно выросшей популярности, с Любомилой. Выглядел он неважно. На вопрос, как он себя чувствует, ответил, что нужно иметь железное здоровье, чтобы выдерживать подобные вечеринки, заканчивающиеся утром. От подробностей своего времяпровождения он уклонился, не сумев скрыть бросившуюся в лицо краску.

— Ты меня пугаешь, Айк! — заметив это, заявила Любомила. — Наверное, ты совершил что-то ужасное, ради нашего выступления в этом самом Колизее.

— О, да.

— Ты убил кого-нибудь?!

— Нет! — содрогнулся Айк.

— Тогда объясни же мне, наконец, в чём же дело?

— У восточных властителей, было модно иметь гарем.

— Ну да, и иметь множество жен, у Приама — царя Трои их было больше сорока, — ответила Любомила. — К чему ты это говоришь?

— Моя ночная баня превратилась в гарем. Только не для меня одного, а для всей компании. Понимаешь о чём я?

— И ты в этом участвовал? — ужаснулась, зардевшись в свою очередь, Любомила.

— Не помню, — обронил Айк, совсем сникнув.

— Так мы превратимся в такое же… — воскликнула она, резко обрывая фразу и вскакивая с места. — Пора назад Айк! Мы не можем терять свою нравственность, ради какой-то информации, которая возможно не стоит и выеденного яйца.

В комнате повисла тишина. Было слышно лишь муху, запутавшуюся в занавеске и теперь беспомощно зудевшую в своей западне. Айк протянул руку и отхлебнул вина из огромного кубка, заботливо поставленного предусмотрительной служанкой перед ним. Видимо та прекрасно выучила рецепт исцеления от ночных гуляний, поскольку в голове у Айка сразу же прояснилось. Поглядывая на задумчивую Любомилу, он ещё раз отхлебнул из кубка и, отодвинув его подальше, выругался про себя.

— Всё, больше им не удастся провести мудрого Айка! — воскликнул он. — Отныне ни капли вина! Наверняка им хотелось выведать обо мне больше, чем мне о них, но мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! — Госпожа! — внезапно воскликнул он, входя в привычную роль. — Не время подаваться панике. Я чувствую, мы стоим на пороге важнейшего открытия всех времён и народов.

— Если в ближайшее время мы не откроем это открытие, то возвращаемся. Я уже жалею, что не подождала Элекса и позволила тебе сбить меня с толку.

— В конце концов, почему мировая скорбь? — возразил Айк. — Мы знали, что легко не будет. А, что касается меня, то я не женат, как-нибудь переживу.

— Ты не понимаешь, храбрый Айк, — вздохнула Любомила, подходя вплотную к маленькому человеку и, взяв его за плечи, развернула его к себе. — Мы рискуем потерять большее.

— Дождёмся вечера, госпожа!

— Хорошо, дождёмся.

* * *

Рабы-носильщики, прекрасно знавшие город, доставили их обоих вместе с их театральным скарбом к самому монументальному зданию Рима. Что-либо подобное видеть им еще не доводилось.

— Неужели это воздвигнуто только лишь для представлений? — невольно вырвалось у Любомилы.

— Именно! — послышался голос человека, судя по одеждам и манере держаться далеко не низшего сословия. — Позвольте представиться, меня зовут Фебриус.

В ответ Айк, важно выкатив грудь, сделал шаг вперёд и представил Любомилу, не забыв назвать её Геммой.

— Моя госпожа спешит, поэтому ей не до разговоров, — продолжал Айк, не позволяя Любомиле и рта раскрыть.

— Я представитель одного влиятельнейшего лица римской империи, — ответил Фебриус. — Именно благодаря моему вмешательству, вам сегодня выпал шанс покорить Рим. Мне очень понравилось Ваше вчерашнее выступление, несравненная Гемма. И я буду…

Фебриус говорил очень быстро, несомненно, благодаря обширной практике публичных выступлений, но Айку всё же удалось вставить свою фразу:

— А я, как представитель несравненной Геммы, вынужден прервать ваше красноречие, поскольку нам необходимо готовиться к выступлению.

— Но, после выступления… — ошеломлённый такой наглостью, попытался продолжить Фебриус, понимая, что он ещё не выполнил главного поручения: не передал приглашения своего хозяина, расценивающееся большинством женщин Рима как приказ.

В ответ Айк сделал рукой неопределённый жест, увлекая Любомилу дальше.

— Несколько грубовато, — заметила она, так ничего и не успев ответить неожиданному благодетелю.

— Пусть его господин сам соизволит познакомиться с вами, а не присылает своих шавок, — категорически оборвал все возможные возражения по поводу его поведения Айк. — Поверьте, я имею все основания так себя вести с этими людьми. Вчерашнее приключение открыло мне глаза на нравы этого, внешне благополучного общества.

— Разве я позволила кому-нибудь какие-то вольности?

— Всё намного проще, чем нам показалось вначале, — пояснял на ходу Айк. — Если перед Вами появился посредник, то его господин, изначально, невысокого мнения о Вашей особе. Своим нахальством, я заставлю «неведомое влиятельное лицо римской империи» изменить своё мнение. А вот и Келикс! — обрадовано воскликнул он, устремляясь навстречу хозяину вчерашнего театра.

— Прости друг, — радостно воскликнул Келикс, среднего роста мужчина с курчавой бородкой. — Сегодня здесь настоящее столпотворение, не протиснешься. Ну пошли, пошли, — поторопил он своих гостей, делая жест рабам следовать за ними. — Ваше выступление открывает сегодняшнее представление, это огромная честь оказанная вам.

— Келикс, ты так и не сказал имя благодетеля добившегося для нас этой милости, — попытался проверить недавно услышанные от Фебриуса фразы Айк. Но Келикс, словно не расслышал вопроса, не поднимая глаз, принялся демонстрировать убранство маленькой комнатки, куда он привёл их ожидать вызова на арену.

— Странно, — заметила Любомила, когда они остались одни. — Весьма странно.

— Не иначе, как этот безымянный господин опасается за свою наиважнейшую особу больше чем кто-либо, — высказал предположение Айк.

Любомила не успела ответить. Распахнулась дверь и на пороге возникла фигура вооруженного солдата, с головы до ног упрятанная в латы. За ним протиснулся другой, за вторым третий и четвёртый. Солдаты оттеснили в угол Айка, образовав вокруг Любомилы полукольцо. В двери появилась фигура дородного мужчины в белоснежной тоге. Незнакомец смерил Любомилу взглядом и, подтверждая высказанное мгновение назад предположение Айка, произнёс густым басом с нескрываемой важностью:

— Я Марк. Тот, кого вы отказались видеть. Кажется, Вас называют Геммой?

— Да, меня зовут Гемма, — спокойным голосом, ответила Любомила и добавила: — Видеть я никого не отказывалась, никто не успел пока изъявить подобное желание.

— Странно, — смешался на мгновение Марк. — Наверное, Фебриус выдал желаемое за действительное.

В ответ, Любомила насмешливо склонила голову.

— Но, в таком случае, позвольте мне самому, раз уж я здесь, предложить Вам присоединиться к весёлой компании, которая собирается у меня в честь праздника.

— Я дам свой ответ после представления, — улыбнулась Любомила.

— Не заставляйте меня огорчаться, по поводу потери такой жемчужины, как Вы, — заявил Марк слегка высокомерным тоном.

— Ну, хорошо, успокойтесь, я буду у вас сегодня вечером, — согласилась Любомила, притворно улыбаясь.

Едва дверь за Марком и его телохранителями закрылась, Любомила движением руки стёрла вымученную улыбку с лица и передёрнула плечами. Она впервые в жизни соврала собеседнику: улыбаться подобному человеку ей не пришло бы в голову в другой обстановке. Этот Марк не вызвал в ней симпатии, и вообще, после его липкого взгляда хотелось тщательно отмыться. Времени на разбирательства со своими чувствами не осталось, пора было идти. Келикс, появившийся вскоре после этого неприятного визита, проводил их к выходу на арену. То, что предстало их глазам, не вызвало ободрения: высоченная стена окружала арену, а дальше поднимались бесконечными ярусами тысячи лиц. Тысячи равнодушных лиц, которые взирали на них с любопытством, но не более. Не ощущалось того контакта со зрителем, как это было вчера. На миг Любомила ощутила сомнение в правильности всей этой затеи с фокусами. Глянув на Айка, словно ища поддержки, она вдруг поняла, что он тоже чувствует нечто подобное. Но идти на попятный было поздно, оставалось лишь одно — начинать представление.

Некоторые дополнения и усложнения своей первоначальной программы, оговариваемые утром, пришлось по молчаливому согласию отложить. Всё выходило как-то коряво и неуклюже. Под конец жонглирования мечами, Айк допустил явный промах, умудрившись порезать ладонь острым лезвием. Ухватившись пораненной рукой за отворот туники, он сжал её в кулаке, останавливая кровь. Как ни странно, но зрители ничего этого не заметили и отреагировали на эту часть программы вполне удовлетворённо.

— У меня ничего не получается, — шепнул он Любомиле. Та понимающе кивнула в ответ.

— Я чувствую кровь.

— Это мой порез, — отозвался Айк.

— Нет. У меня такое чувство, словно здесь погибла целая армия. У стен Трои было примерно также: страхом смерти и лютой ненавистью пропитано всё вокруг.

— А-а, вот вы о чём. Ну, так это же естественно. Здесь же проходят гладиаторские бои.

— Что? — не поняла Любомила, никогда не слышавшая ничего об этом и не представлявшая, что это такое. Меж тем, зрители начали постепенно проявлять недовольство, гул раздраженных голосов нарастал, напоминая жужжание потревоженного улья.

— Если мы не хотим опозориться, нужно продолжать, — опасливо шепнул Айк.

Любомила скептически поглядела на его руку. Айк мгновенно нашёл выход.

— Нужен доброволец! — громко выкрикнул он, обращаясь к трибунам.

Ответом ему была тишина. Никто не желал принимать участие в их спектакле: все предпочитали глядеть на то, как другие рискуют или расстаются с жизнью. Не смотря на увещевания Айка, гарантирующего безопасность добровольца, дело застопорилось. И если бы не вмешательство императора, которого нетрудно было узнать в толпе сановников по самой нарядной одежде, обильно украшенной золотом и с лавровым венком на челе, всё могло закончиться непредсказуемо. По его команде, распахнулись ворота напротив выступающих фокусников и двое людей вывели на арену громадного льва. После, чего ворота вновь захлопнулись, оставив хищника наедине с артистами. По трибунам пронеслись смешки и улюлюканье зевак, оценивших шутку императора.

— Тем лучше, — шепнул Айк Любомиле. — Я не буду бояться повредить чего-нибудь в этом организме, а зрелище будет эффектней.

Айк смело выступил вперёд. Лев сделал шаг по направлению к нему. Сосредоточившись, чтобы совершить перенос его в другой конец арены, Айк молча ждал. Лев угрожающе взревел и побежал. Мысленно досчитав до трёх, Айк зажмурился, чтобы отрешиться от окружающего и лучше сконцентрировать свои усилия. Лев прыгнул.

— Оп! — выкрикнул Айк и открыл глаза. Морда с оскаленными клыками и часть тела с передними лапами продолжала лететь на него, а задние лапы и хвост возникли у того места, откуда лев начал своё движение. Анализировать ошибку не было времени, не было времени даже уклониться от половинки туши, готовой обрушиться на незадачливого фокусника. В последний миг Любомила вскинула руки и голубое сияние, окутавшее их обоих, отбросило оскаленную часть бедного льва назад. То, что свалилось на песок арены и то, что сидело у её края, бессильно повалилось навзничь, извергая остатки выплёскивающейся крови. Побелевший Айк громко проглотив слюну, зашептал своей партнёрше:

— Как хорошо, что это был лев, а не человек.

— Здесь всё получается не так, — кусая губы, отозвалась Любомила.

— Тогда хорошо, что это был лев, а не я, — заключил неунывающий Айк, уже пришедший в себя достаточно, чтобы шутить.

Реакция трибун была не лучше: суеверная тишина зрителей, переводящих взгляды с арены на императора, стоявшего с вытянутой вперёд рукой и оттопыренным большим пальцем, который он держал горизонтально, сменилась вздохом, когда ближайший к нему сановник, очухавшийся раньше остальных, потянул императора назад в кресло. Рёв восторга, исторгнутый из бесчисленных глоток, отметил неудачу актёров высшим балом.

* * *

— Ваше выступление, Гемма, произвело на меня неизгладимое впечатление, — заявил Марк Любомиле, когда она села рядом с ним в ложе, разглядывая арену уже как зритель. У неё не хватило выдержки, чтобы вновь отказаться от предложения Марка, присоединиться к нему.

— Я рада, что вам понравилось, — только и смогла выдавить из себя она, всё еще под впечатлением провала, чудом закончившимся триумфом. Вскоре, ей предстояло узнать, как подобное могло случиться. Айк, также был где-то здесь, с новыми приятелями, владельцами доходной недвижимости, но она не смогла его обнаружить в гудящей толпе заполнившей трибуны. Кругом всё ещё шло обсуждение её с Айком выступления и строились различные догадки: отдельные выкрики спорящих долетали иногда до её ушей.

— А, я говорю, лев был не настоящим! — бушевал тучный мужчина в синей одежде, обращаясь к своему маленькому чернявому соседу, чем-то похожему на Айка. Тот что-то тихо возражал ему, искоса поглядывая на Любомилу, чем вызывал раздражение тучного. Марк так же о чём-то в пол голоса беседовал со своим, то ли слугой, то ли другом Фебриусом, уже известном Любомиле. Они обсуждали дальнейшую программу, заключая пари. Марк обернулся к своей спутнице и предложил ей присоединиться к их спорам, но она, не понимая сути, ответила отказом, отрицательно покачав головой и продолжая разглядывать Колизей.

— Вы впервые здесь, Гемма? — уточнил на всякий случай Марк.

— Да, — последовал её короткий ответ.

— Вам понравится, вот увидите. Ни в какой провинции ничего подобного нет.

Любомила кивнула, соглашаясь и тщательно играя роль онемевшей от восторга актрисочки, чья мечта сегодня сбылась.

— Начинается! — воскликнул Марк весь напрягшись, сжав кулаки и подавшись немного вперёд, словно это могло помочь лучше видеть представление. Он позабыл о своей загадочной спутнице, как и остальные любопытные. Больше никто не глядел на неё, и она облегчённо вздохнув, тоже перевела взгляд на арену. Вначале она подумала, что предстоит какая-то военная игра, людям воюющим на протяжении столетий, это наверняка должно было казаться более интересным, нежели фокусы. На арене группа вооруженных солдат выстроилась перед императорской ложей и, опустившись на одно колено, хором выкрикнула слова, заставившие Любомилу усомниться в том, что она правильно их разобрала.

— Обречённые на смерть приветствуют тебя! В ответ, император поднял ладонь кверху и подал знак начинать. Тут же воины рассыпались на группы и начали состязаться в фехтовании мечами. Изредка кто-нибудь из них совершал бросок копьём, а напарник уклонялся. Любомиле начало надоедать это зрелище и она, искренне не понимая, что римляне находят в нём, почти заклевала носом. Вдруг гром радостных воплей исторгся из тысячи глоток и потряс все грандиозное сооружение. Казалось, от этого рева рассыплются камни, из которых состояли колонны поддерживающие бесконечные ряды трибун. Это ликование вызвало падение одного из сражавшихся. Недоумевая, как могла вызвать восторг зрителей неудача одного из воинов, Любомила завертела головой, вглядываясь в ближайшие лица. Но тут же почувствовала липкий ужас, окутывающий её помимо воли.

Человеческих лиц больше не было, её окружали красные и потные от криков восторга уродливые создания, больше не замечающие ничего вокруг себя. Только арена приковывала их внимание, одна только арена. Переведя туда взгляд, в надежде понять, чем вызвано это мгновенное превращение добродушных людей в рычащих хищных зверей, Любомила заметила перемену в однообразном состязании воинов. Первый упавший был только началом. У противной стороны возник численный перевес, которым они воспользовались. Сначала по двое, а затем и по трое эта команда воинов набрасывалась на одиночек другой и забрасывала их копьями, ловила в сети, как рыбу, и в конце концов, резала своими короткими мечами не успевших увернуться неудачников. Ожидавшая чего-то другого, Любомила была поражена увиденным. Почему-то до этого, всё происходящее казалось ей лишь показательным выступлением.

— Что они делают?! — повысила она голос, чтобы перекричать стоны трибун.

— Эти дети шакалов отнимают у меня мои деньги! — простонал Марк в ответ, хватаясь за голову.

Поняв, наконец-то, почему римский зритель всё же оценил её с Айком выступление, Любомила ужаснулась. «Так вот значит, что это за бои гладиаторов»! — пришло прозрение. — «Военная империя сделала свои преступления против остального мира ещё и доходным зрелищем, где тысячи желающих могли удовлетворить своё нездоровое любопытство по поводу того, кто останется живым победителем, а кто покинет этот мир, совершив лишь одно полезное действие для людей: удовлетворит их садистские наслаждения, принеся разорение тем из них, кто неправильно угадал победителя». Её состояние не укрылось от Марка, незаметно наблюдавшего за ней. Впрочем, он отнёс возбуждение и ужас на лице своей гостьи к обычной реакции женщины, при виде подобных зверств.

— Вы впервые видите гладиаторские бои? — спросил он наклоняясь к ней.

— О, да, — ответила она, спешно импровизируя. — У нас в провинции, подобное представление случается крайне редко.

Видимо ответ удовлетворил сенатора. Он покровительственно улыбнулся и произнёс:

— Скоро вы освоитесь с нравами Рима и почувствуете себя в нём уютнее. Она в ответ молча кивнула, подумав про себя: «Не приведи создатель!» Между тем, на арене всё резко изменилось: проигрывавшая команда, оставшись в меньшинстве — двое против восьми, вдруг оказала невиданное упорство, не желая так запросто отдавать свои жизни. Оба уцелевших гладиатора стали спиной друг к другу и удачно отражали все выпады противников, при этом редкими контратаками уменьшая его численное превосходство. На трибунах творилось что-то невообразимое. Рёв и свист сопровождали каждый удачный выпад отважной пары бойцов. И тут фортуна вновь поменяла своих любимчиков: один из них упал, судорожно цепляясь за копьё торчащее из его груди, второй, оглянувшись назад и увидев это, бросился бежать прочь от четверых преследователей.

— Убейте его! Убейте! — надрывалась добрая половина трибун.

— Не сдавайся! — вторила другая.

— Неужели я всё-таки сегодня проиграю, — огорчался Марк. — Дикий Горец попал в серьёзную переделку!

— Так Вы его знаете? — удивилась Любомила.

— Конечно! Это мой самый любимый гладиатор! Он ни разу не проиграл за четыре года, что сражается на арене в Риме.

Дикий Горец пробежал немного. Споткнувшись обо что-то, он упал, и вся четвёрка преследователей растянулась следом, налетев друг на друга. Любомиле показалось, что вздох болельщиков вызвал небольшой ветерок. Однако это был лишь запланированный трюк. Всё решилось в считанные мгновения: Дикий Горец первым оказался на ногах и сумел поразить двоих, пока они поднимались. Ещё одного он оглушил щитом, сбив его с ног жестоким ударом в лицо. Последний из команды противников понял свою судьбу, и рука его задрожала нанося удар, от которого Дикий Горец легко увернулся и ловким движением меча обезоружил его. Обрушив, в свою очередь, сталь меча на голову неудачника, он разрубил шлем и нанёс ему серьёзную рану.

Любомила не хотела видеть это. Она не хотела бы и присутствовать при этом дичайшем, кровавом спектакле, так милом сердцу римлян. Она понимала бессмысленность своего вмешательства, но удержать себя в узде, для выполнения задачи, ради которой они с Айком совершили этот временной прыжок, было невыносимым испытанием. Именно она повлияла на самый финал драмы, внушив Дикому Горцу несвойственную ему жалость. Он не стал добивать ни раненого, ни второго — оглушенного щитом. Он застыл перед трибуной императора в ожидании его решения. О том, каким будет решение, Любомила уже догадалась по выкрикам, кровавых маньяков скандирующим лишь одно слово:

— Убей!

Что-то дрогнуло в лице императора, готового опустить большой палец вниз. Дальше, он совершил прямо противоположное тому, что намеревался сделать: он даровал побеждённым жизнь, вопреки требованиям своих граждан, сам удивляясь своему решению.

— Размазня! — с чувством произнёс Марк себе под нос. — С этим нужно немедленно что-то делать.

* * *

— Ну и как прошел пир в доме сенатора? — полюбопытствовал Айк за завтраком следующего утра.

— Пир превратился в обжорство, — ответила Любомила, морщась от воспоминаний о вчерашнем финале первого дня празднеств города. — В прошлом Земли существовали и более цивилизованные сообщества.

— Не знаю, как бывало в прошлом, но нравы нынешнего оставляют желать лучшего. Я бы даже волновался о вас госпожа, если б не был уверен, что в случае опасности вам достаточно было бы просто подумать об этом доме.

— Опасности не было даже со стороны хозяина дома.

— Он что, весь вечер игнорировал вас?

— Напротив, он не отходил от меня ни на минуту. Таким образом, моё общение с остальными гостями просто не состоялось. Все мужчины пялились на танцовщиц, приглашенных специально для этого и закачивали в себя немереное количество вина. Словом было ужасно скучно.

— А женщины? Неужели не было ни одной женщины с которой можно было бы перемолвиться хоть словом?

— Увы, — вздохнула разочарованно Любомила. — Редкие особы женского пола, присутствующие на этом званном ужине, вели разговоры о нарядах и драгоценностях, а некоторые обсуждали воинские качества и кошельки тех или иных мужчин. Мне совершенно не удалось узнать ничего нового. Я просто не понимаю, что я здесь делаю!

— Успокойтесь, госпожа! — воскликнул Айк. — Вы вчера спасли мне жизнь своим своевременным вмешательством, и в результате, мой рейтинг повысился. Наш протеже Келикс обещал познакомить меня с хозяином самого Колизея.

— А я слышала, что Колизей принадлежит сенату, — возразила Любомила. — И вообще, Элекс разобрался бы во всём быстрее нас, прочитав мысли тех, кто нам нужен.

— Когда мы найдём тех, кто нам нужен, я уж выужу нужную информацию, — отпустил шутку Айк вставая. — Да, к слову. Колизей, может быть, принадлежит и сенату, но сам сенат принадлежит кому-то ещё. Ну всё, мне пора. Встретимся на арене Колизея. Сегодня у нас очередное выступление. Только не опаздывайте, римляне ждать не любят.

— Не опоздаю, можешь не беспокоиться. Днём меня должен навестить Марк, а после, вместе с ним прибуду на «состязание профессиональных убийц».

— Надеюсь, что сегодня у вас будет куча информации

 — Я тоже надеюсь, что он напросился в гости не для того, чтобы объясняться в любви.

— О, я в этом уверен. По моим сведениям, он не любит женщин. Всё, я убегаю, до скорого! — отсалютовал Айк, переняв этот жест у знатных римлян, со свойственной ему ловкостью приноравливаться к новым людям, их обычаям и обстоятельствам.

Он исчез, прежде чем заинтригованная Любомила успела спросить его о смысле последней фразы. Марк и вправду не интересовался ничем, кроме решения государственных дел и своих личных замыслов, ведущих его довольно далеко. Тем не менее, он ходил вокруг да около не менее часа, прежде чем свернул на тему, открывающую его истинные намерения.

— Что вы думаете о нынешнем императоре? — спросил он.

— Я не интересуюсь политикой, которой так любят заниматься мужчины, — кокетливо ответила Любомила, и по выражению лица сенатора догадалась, что иного ответа Марк и не ожидал.

— Но Вы наверняка не будете против, если я, воспользовавшись вашей помощью, добьюсь достойной награды для Вас.

— Объясните, чем я могу оказаться полезной такому великому человеку как вы, — слегка польстила она сенатору, изображая живой интерес. Марк мысленно потер руки: «Эта женщина оказалась догадливей многих мужчин», — решил он и продолжил:

— Император слаб как правитель. В определённых кругах его правлением недовольны.

— В сенате?

— Ну… — замялся Марк, — да. Однако скажите, можете ли Вы проделать какой-нибудь из Ваших фокусов, чтобы заменить его совсем иной личностью?

— Смогу, если мне будет обеспечена безопасность, — прикидываясь испуганной этим предложением сенатора, ответила Любомила. — Когда нужно это сделать?

— Не спешите так, — улыбнулся Марк довольный тем, что так быстро подкупил странную фокусницу. — Когда настанет время, я сообщу о точной дате. Но об этом никто не должен догадаться, даже ваш слуга.

— Айк не слуга мне, а компаньон, — попыталась Любомила восстановить справедливость.

— Не вводите меня в заблуждение, — усмехнулся её собеседник. — Я видел, как он управлялся с мечами на арене.

Любомила удивилась его проницательности. Вчера Марк показался ей просто жадным до славы и власти заурядным гражданином своего отечества. Оказывается, он прекрасно разбирался в людях. Ей даже почудилось, что он знает значительно больше: например, кто она такая на самом деле. Быстро отогнав эту мысль, как ненужный страх, она решила сочинить какую-нибудь правдоподобную версию, объясняющую случившееся вчера на арене, но, не умея врать, запнулась и промолчала. Марк внимательно следил за её лицом, пытаясь разгадать тайну этой женщины, но был вынужден, в свою очередь, прервать свой замысел, натолкнувшись на ответный взгляд.

— Он больше помогает мне как организатор представлений, чем как артист, — нашла, наконец, нужные слова Любомила.

Правда возымела своё действие, и Марк согласно кивнул.

— Ну, хорошо, — подвёл он итог разговору. — Сегодня у меня намечена ещё одна важная встреча так, что я покину Вас. И давайте договоримся не приближаться больше друг к другу, до окончания задуманного нами. Так будет безопаснее. Дальнейшие ваши выступления я отменил, так что сидите себе сегодня дома.

Он сказал — задуманного нами, словно преступление задумала Любомила с ним, а не он с кем-то неизвестным. Сенатор, взяв Любомилу за руку, со звоном шлёпнул ей туда полный кошелёк.

— Это компенсация за сорванное представление.

— Но, почему? — вырвалось у Любомилы.

— Потому, что не хочу, чтобы ваши фокусы заинтересовали ещё кого-нибудь.

Отвернувшись, Марк проследовал к выходу и покинул дом. Любомила проводила его взглядом, с балкона второго этажа. Сенатор подошел к носилкам дожидающимся его неподалёку, но садиться внутрь не стал, а склонившись к невидимому ей собеседнику, что-то произнес. Любомила отчётливо видела, как шевелились его губы, хотя расстояние и не позволяло разобрать слова. Рабы подняли носилки и затрусили прочь, а Марк, бросив взгляд на её дом, проследовал пешком в противоположную сторону. Любомила вовремя отпрянула за занавески, догадавшись, что невольно подглядела какой-то секрет, не предназначенный для её глаз. Спустя пару часов появился Айк, весело что-то распевая.

— Твоя встреча прошла удачно? — спросила Любомила, ибо по неунывающему виду Айка, догадаться о чём-либо, наверняка, было невозможно.

— Никакой встречи не было, я её отменил, как только узнал о визите сенатора.

— Были какие-то причины?

— О, да. Я решил подстраховать вас, моя госпожа. А когда убедился, что хитрый лис не задумал какую-нибудь пакость вроде похищения, решил немного проследить, но не за Марком.

— С чего ты взял, что мне могла угрожать какая-то опасность?

— Разное поговаривают об этом человеке, — загадочно пояснил своё подозрение Айк. — Ну, так вот, я узнал следующее: в носилках находился кто-то, имеющий власть над самим сенатором, судя по почтению в голосе Марка, когда он разговаривал с неизвестным. Я топал до самого конца и увидел его лицо. Какая неожиданность!

— Это был император?

— Ха! Всего лишь хозяин задрипанного театра — Келикс!

— И что это означает? — начала Любомила с сомнением в голосе, но тут же осеклась. Глаза её расширились.

— Ты хочешь сказать…

— Да, именно это. В римской империи существует тайная власть. Ну а денежный приход этой тайной власти, для нас уже не секрет. Мы сами помогли им заработать чуток на их темные делишки. Эх, как мне много нужно еще постичь! Создать государство с гражданами, которые погрязли в пороках, расточаемых этой же властью с целью наживы. Да, воровской талант не пропьёшь.

— Страшнее, что это власть уходит корнями вглубь веков, — задумчиво договорила за него Любомила. — Мне это не нравится. Нам пора трогаться назад, мы выяснили вполне достаточно для первого раза.

— Нужно уточнить это, чтобы знать наверняка, — возразил Айк. — Пока это всего лишь догадка. Вечером состоится тайное собрание ложи.

— Чего, чего? — не поняла Любомила.

— За что купил, как говорится. Из подслушанного разговора, между Марком и его тайным «князем», я узнал, как они это называют.

— Как мы туда попадём?

— Я берусь выяснить, где будет проходить собрание, и как только узнаю, дело будет за вами, моя госпожа.

Айк отвесил церемонный поклон.

* * *

Зов пришел ровно в полночь. Любомила, уже уставшая ждать, облегчённо вздохнула. «Ну и странное время для начала собраний», — отметила она. — «Впрочем, для того, кто занимается тёмными делами, полночь — время суток самое подходящее». Сконцентрировавшись, что стоило ей в этом городе, наполненном страхом и насильственными смертями, немалых усилий, она совершила перенос. Айк был рядом и взял её за руку.

— Ступаем очень тихо, — шепотом предупредил он её.

— Постой, — так же шёпотом возразила Любомила. — Где мы?

— На крыше какого-то дома, подробнее не разглядел. Собрание уже началось, зрелище довольно привлекательное. Наш Келикс, как мы и предполагали, занимает почётное место, а сенатор — значительнее скромнее. Там идёт церемония приёма в членство этой странной компании нового соискателя золотых монет и власти. Мне кажется, они делают ошибку.

— Почему? — рассеянно спросила Любомила, осторожно переставляя ноги, чтобы не оступиться в темноте.

— Я мог бы оказаться им более полезным. Но об этом после, мы уже пришли.

Кованная железом дверь распахнулась с лёгким скрипом, и они услышали отдалённый бубнящий голос.

— Красиво поговорить они любят, — пояснил Айк. — Здесь ступени, ещё немного и мы на месте. Я обнаружил здесь прекрасное место, откуда всё видно.

Ответить Любомила не успела. Чьи-то руки обхватили её сзади за шею и повалили на спину. Рядом она услышала барахтанье и хрипы Айка, с которым, по всей видимости, проделывали то же самое. Нужно было срочно отступить, но нащупать его во мраке ей ни как не удавалось. Как быть? Совершать перенос одной? А если её товарищ не сможет повторить то же самое? Ей и то тяжело давались эти попытки здесь. Мокрая тряпка прижалась к лицу, затыкая ей на нос и рот, и тут же резкая боль пронзила лёгкие...

Перед глазами всё плыло, и в рассеянном свете возникло чьё-то размытое лицо.

— Как она? — произнёс повелительный голос.

— Через минуту будет в порядке, — послышался ответ.

С трудом осознав, что говорят о ней, Любомила сморгнула, и лицо стало четче. Это был Фебриус, о существовании которого она совсем позабыла.

— Проснулась? — поинтересовался Фебриус. — Ну, пойдём со мной, — предложил он, беря её за локоть. — Только без своих фокусов, а то твоего приятеля настигнет преждевременная смерть.

Тяжело переставляя, подкашивающиеся ноги, Любомила проследовала с Фебриусом по какому-то коридору. Распахнулась тяжёлая дверь, и он втолкнул её в набольшую полутёмную залу, озаряемую неверным светом свечей. Странная картина предстала её взору. На возвышении, лицом к длинным скамьям, заполненным людьми, восседал ни кто иной, как Келикс. В руках он держал огромный золотой наугольник, с узором внутри, изображающим глаз. Чуть пониже стоял стол, покрытый скатертью в чёрную и белую клетку, возле которого с трёх сторон сидели люди. Четвёртая сторона стола, обращенная к скамьям, пустовала. В одном из сидящих за столом, Любомила узнала Марка, остальные двое ей были неизвестны. Перед каждым из них лежал один из следующих инструментов: молоток, циркуль и кирка. Все молчали. Повинуясь повелительному жесту Келикса, она подошла ближе.

— Ты отлично всё спланировал, мастер, — произнёс Келикс. — Птичка благополучно залетела в клетку.

Голос его странным образом изменился; из заискивающего, каким он разговаривал в роли хозяина театра, он превратился в повелительно-надменный. Марк, слегка привстав, поклонился Келиксу, из чего Любомила поняла, что «мастер» это он. Не понимая этой игры заговорщиков, она молча ждала, ожидая пояснений, которые последовали незамедлительно.

— Гемма, или кто ты там на самом деле, выслушай! Твоя личина пала, и ты стоишь там, куда до тебя ещё никто из твоих дружков друидов не смог попасть.

«Друидов»? — подумала она, всё ещё медленно соображая после отравы, которую её вынудили вдохнуть. «Наверное, он хотел сказать — диурдов». Она уже хотела поправить Келикса, но не успела и рта раскрыть, как обвинение загремело вновь.

— Ты думала провести нас своими фокусами? Зря старалась! А впрочем, не зря. Вы «деревяшечники» хотели узнать, каким образом мы «каменщики» играем судьбами мира? Так и быть, ты узнаешь! Перед тобой шахматная доска, — и он указал рукой на стол.

Любомила вдруг поняла, что напоминала ей клетчатая скатерть. Только фигур на этой шахматной доске не было.

— Ищешь фигуры? — усмехнулся Келикс, догадавшись о ходе её мыслей. — А фигурой может стать любой, кто попадает в сферу нашего внимания. Вот только, играем этими фигурами мы. Они же, просто фигуры, безмозглые профаны, не более.

Одобрительные смешки пронеслись по длинным скамьям. Но стоило Марку бросить в ту сторону строгий взгляд, положив при этом руку на молоток, как смешки тут же стихли, а Келикс продолжил:

— Но ради такой высокой гостьи, мы можем поменять правила, в виде исключения. Вашей команде объявлен шах, спасти царя может лишь своевременная рокировка. Завтра на рассвете тебе придётся сделать этот ход.

— Я не знакома с вашими правилами игры, Келикс или кто ты там, — возразила Любомила, поняв неприкрытый намёк на ближайшую судьбу императора и возвратив той же монетой, неприличное обращение к ней главы ложи, в самом начале его монолога. — Кроме того, император не является моей командой.

Курчавая бородка Келикса вздёрнулась вверх, и взгляд стал неприятным, но тон он сменил, хотя смысл слов стал еще мрачнее.

— Не нужно было лезть, куда вас не звали, Гемма. Никто, познакомившись с нашими тайнами, не остаётся в живых, если он не наш. Лишь, в случае исполнения обязательств взятых вами на себя перед мастером Марком, я могу позволить себе сохранить вам и вашему слуге жизнь, при условии, что в дальнейшем вы научитесь играть в шахматы, причём на нашей стороне.

Теперь, когда все замыслы заговорщиков были открыты, Любомила поняла всю серьёзность их с Айком положения. Конечно, можно было помочь в смене императора, тем более что в результате этой замены вряд ли что-нибудь изменится: невидимые остальным шахматисты оплели своей паутиной все римское общество, а ниточки держали в руках. Но, с другой стороны, уступать грубой силе «черных» противоречило всем канонам диурдов. Уступи один раз, и все последующие твои поколения потеряют былую мощь предтечей на долгие годы. Такое положение вещей сохранится до тех пор, пока зло не будет многократно наказано твоими потомками, и чаша весов не перевесит этот некрасивый поступок продиктованный твоей личной трусостью.

— Не думаю, что вы поверите мне на слово. А что если я сейчас пообещаю сотрудничество, а впоследствии предам вас? — осторожно произнесла Любомила.

— Не сомневайтесь, — спокойно возразил Келикс. — Вы будете не первая среди друидов, кто так думает поначалу, а потом и не вспоминает о неприятном моменте в своей жизни. Выгода, полученная вами от этого шага, превысит все сомнения относительно верности сделанного выбора. Взамен вы обретёте бессмертие!

Наглая ложь, прозвучала в устах этого человека, как величайшее откровение. Похоже было, что он верил в него сам. Приходилось понадеяться на удачу, а пока играть по правилам малознакомой игры этого гроссмейстера.

— Я согласна, — произнесла Любомила. Впервые в жизни соврав и не почувствовав ни малейших угрызений совести. Впрочем, Келикс, похоже, не поверил, хотя не подал и виду.

— Не пожалеете, — заключил он, кивая головой в сторону двери, откуда, тут же появился Фебриус, чтобы проводить её из залы.

Комнатка, куда её привели, имела койку, крепкую дверь и замок, но не имела окна. Кроме того, за дверью слышались шаги охранника, неустанно топающего взад вперёд. Дисциплина здесь была железная, пожалуй даже покрепче той, которой славились легионеры империи. Осознав это, Любомила стала прикидывать, где мог находиться сейчас Айк. Мысль о том, что его могли просто убить, она отметала, не без основания предполагая, заинтересованность в них обоих этой команды «каменщиков», как они себя называли.

«Но почему он тогда не послал до сих пор зов»? — в сотый раз спрашивала себя Любомила. — «Скорей всего они держат его до сих пор без сознания! А значит не всё потеряно. Как только он очнётся, а сделает он это рано или поздно, то он совершит перенос подальше отсюда и пошлёт мне зов. Мне останется просто присоединиться к нему. Он должен справиться с этим во что бы то ни стало, как бы ему не было трудно. Одна надежда, что он справится».

Время шло, а ничего не происходило. Рассудив, что после бессонной ночи силы её будут ослаблены, она решила прилечь на неудобную постель и немного отдохнуть. Глаза сами собой закрылись, и она погрузилась в тяжёлый сон без сновидений. Утро не принесло ничего нового: ни Айка, ни зова от него. Её вывели во двор здания и предложили сесть в носилки. Прежде чем она успела спросить своих конвоиров, куда они направляются, носилки подняли и понесли. Кожаные занавески были завязаны снаружи, чтобы нельзя было увидеть ни её внутри носилок, ни ей разглядеть улицу. По шуму толпы, усиливающемуся с каждым шагом, Любомила догадалась: они приближаются к какому-то общественному месту. Когда носилки остановились, и ей было предложено выйти, она не удивилась, увидев знакомую громаду Колизея. Сопутствующая ему тёмная энергия, наполненная ощущениями пролитой крови и множеством смертей, безошибочно предупредила её. Худшего места для каких-либо действий с применением парапсихических сил диурда придумать было нельзя. «Каменщики» этого, конечно, не знали, а ей объяснять это им было не к чему.

— Вот мы и на месте, — сообщил Келикс, распахивая занавески и приглашая выходить. — Любимое место императора. Здесь он получает удовольствие от созерцания сражений гладиаторов, поскольку увидеть настоящие сражения ему не позволяют «смелость» и вечная занятость бездарным управлением нашей Великой империей.

Любомила не отзывалась, делая вид, что разглядывает помещение, где она оказалась, одновременно предпринимая очередную безуспешную попытку связаться с Айком.

А Айк как раз делал то, чего от него безнадёжно ждала Любомила: он пытался послать зов. Это ему никак не удавалось. Он не был настолько опытен в пользовании парапсихической силой, как его «госпожа». Ночь проведённая в бессознательном состоянии, воздействие одуряющего снадобья и мрачная энергетика Колизея сделали своё дело. Теперь он даже не мог избавиться от пут, стягивающих его руки, а думать о применении парапсихических сил вообще не приходилось.

Когда первые лучики солнца робко заглянули в окошко, находящееся под самым потолком и осветили его тюрьму, Айк впервые осознал насколько плохи его дела. Он находился в стальной клетке, помещённой в большом полуподвале, имеющей два выхода. Оба сейчас были на запоре. Как догадался Айк, первый вёл на ту самую арену, где он недавно располовинил льва. Что касалось второго выхода, то он перекрывал проход в соседнюю клетку, из которой время от времени доносился мощный храп и сладкое посапывание огромного гривастого льва, точной копии вчерашнего. Первый выход открывался снаружи, а второй поднятием решётки, с помощью верёвки пропущенной через блок, висящий под самым потолком. Свободный конец верёвки был сейчас привязан к клетке и ждал палача. И палач, конечно же, явился.

Личность в доспехах показалась отдалённо знакомой. Борясь с головокружением Айк встал с каменного пола и, приглядевшись внимательнее, узнал в мускулистом воине уже не молодого вида, того самого непобедимого гладиатора, который наполнял карманы Марка и других болельщиков золотом, и прозванного ими Дикий Горец. На Айка уставились не ведающие жалости стальные глаза. «Ну, вот: палач у меня уже есть», — подумал он, прикидывая, чем можно подкупить этого убийцу.

— Дернешь за верёвочку сразу, или сразишься со мной? — невинным голосом полюбопытствовал Айк, поглядывая искоса на льва в соседней клетке, который разбуженный его голосом, открыл один глаз и лениво зевнул.

Ответа не последовало. Дикий Горец внимательно изучал его, видимо немного опешив от подобной наглости. Наконец, когда Айк потерял всякую надежду получить ответ, прозвучал его голос, сильно не вязавшийся с личиной хозяина, так же, как и смысл фразы. Голос был звонкий и музыкально-сильный, без всякой примеси в нём угрозы или злобы.

— Не спеши умереть, может быть, твоя жизнь нужна богам больше, чем моя.

Не зная, как понимать этот странный ответ, Айк молча таращил глаза, а Дикий Горец продолжал:

— Келикс сам решит: вытолкать тебя на арену без оружия или скормить льву. Решение будет сообщено мне с минуту на минуту.

Айк открыл было рот, чтобы что-нибудь ответить, но Дикий Горец опередил его.

— Не перебивай, у нас мало времени. Произойдёт так как я сказал, если твоя хозяйка не совершит подмену императора на одного из наших «мастеров» в ближайшие пять минут или хотя бы заменит его разум разумом другого человека. Но поскольку на этом проклятом месте силы её для этого недостаточно, а помимо того, я уверен, она этого и делать не будет, то…

Дикий Горец улыбнулся одними губами. Странная это была улыбка: не было в ней ни радости, ни издёвки.

— Погоди, погоди, — непонимающе вертя головой, выдавил из себя Айк. — Откуда ты знаешь, про это место?

— Мой отец был друидом, — прозвучал странный ответ.

— Ну а мой — вором, и что с того?

— Я совершил преступление против своих убеждений, иначе бы я здесь не был. Но о ваших, якобы фокусах, знаю достаточно.

— А я бы с удовольствием вернулся к любимому занятию своего папочки и немного разгрузил подвалы вашего главного ворюги.

В глазах Дикого Горца промелькнул отблеск смеха.

— А ты мне нравишься. Пожалуй, я не стану убивать тебя на арене, если решение Келикса будет таким.

— Слушай! Помоги, а… — вырвалось у Айка. — Я что-то сегодня не в форме.

— Там будет видно, — выдавил после очередного долгого изучения личности Айка Дикий Горец.

В эту минуту рядом с клеткой возник Келикс, переводя подозрительный взгляд с одного на другого. Повернувшись к Айку, гроссмейстер ложи произнёс:

— Твоя хозяйка, так же как и ты, почему-то не в форме сегодня. Это был её шанс спасти вас обоих. Но, я дам тебе ещё один.

— Какой? — спросил Айк.

— Выводи его на арену! — вместо ответа приказал Келикс Дикому Горцу, и тот понял, что настал его черёд сослужить обычную для него службу, какой бы она не казалась неприятной ему. Отворяя ворота, он вручил Айку меч и шепнул:

— Делай вид, что защищаешься. Если сможешь что-нибудь придумать, дай знак.

Айк кивнул, вертя в руках оружие. Восторженные крики трибун приветствовали любимца публики и отовсюду понеслись советы, как лучше ему убить Айка, чтобы доставить им наивысшее блаженство от этого зрелища. После того как Дикий Горец выкрикнул обычное приветствие гладиаторов, поединок начался. Зазвенела сталь клинков, и бывший воришка, не имевший понятие о правилах фехтования, вовсю замахал перед собой мечём. Дикому Горцу приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы удерживать свою руку от смертельных выпадов, возможности нанести которых ему предоставлялось Айком с избытком. Так долго продолжаться не могло, поскольку даже зрители стали ворчать, угадывая, что-то неладное.

— Ты придумал что-нибудь? — прошипел ему в лицо Дикий Горец, со звоном скрещивая свой меч с его мечом и делая вид, что не может оттолкнуть Айка, едва достающего головой ему до шеи.

— Скоро придумаю, — в тон ему прошипел Айк.

— Думай скорее, иначе нас просто велят начинить стрелами.

Но раньше придумал Келикс. Боясь оскандалиться с одним поддельным гладиатором, а другим взбунтовавшимся, он выпустил на арену окончательно проснувшегося льва, уже немного голодного и разозлённого тупыми стрелами ударяющими ему в шкуру, которыми щедро выпроваживали его на охоту лучники, стоящие у края трибун. Лев увидел свои жертвы и вперевалку бросился вперёд. Сзади, у самых ворот, из которых недавно выпустили Айка, а теперь льва, потирая руки, стоял сам Келикс, с ядовитой ухмылкой змеи, наблюдая за дальнейшими событиями.

— Придумал, — выдохнул простимулированый усугубившимися событиями Айк. Чрезмерное количество адреналина оказало своё действие. Айку удалось на миг отрешиться от происходящего и послать зов Любомиле. Она возникла спустя секунду, слегка растрёпанная и задыхающаяся, с ярким румянцем на щеках.

— Долго же ты тянул с этим, — успела сделать она выговор. После чего протянула руки в стороны. Возникло голубое свечение защитного поля, которое отбросило рычащего от ярости льва

— Я долго не смогу удерживать поле, — предупредила она, бросив взгляд на Дикого Горца. — Двигаемся к укрытию. А ты тот, о ком упоминал вчера самодовольно Келикс?

— Вы быстро догадались обо всём, — подтвердил он, первым устремляясь к воротам из которых появился лев, и возле которых всё ещё стоял, готовый провалиться от злости Келикс. Трибуны затихли, предвкушая необычное зрелище, свидетелями которого им посчастливилось сделаться сегодня — в третий день праздника города.

— Только всё это напрасно, нас теперь не выпустят с арены живыми, — добавил он уже на ходу, тревожно поглядывая на лучников.

— Выдадим всё происходящее за представление, тогда, может быть, уцелеем, — предложил скороговоркой Айк, едва поспевая за размашисто шагавшим Диким Горцем.

— Что ты задумал!? — выкрикнула Любомила, короткими выпадами внушения отгоняя льва и замыкая шествие.

— А то же самое, что и в прошлый раз, — буркнул Айк.

Произошедшее, повергло в шок не только бесчисленных зрителей, но и саму Любомилу. Как позже выяснилось, эта шутка Айка отразилась на части древней истории планеты, добавив необъяснимых загадок последующим поколениям людей. Рев льва сменился вдруг жалобным человеческим воплем, пытающимся что-то сказать. Зрелище показалось пугающим и самому Айку: человек с головой льва! Львиная голова рычала и скалилась на них, преграждая им путь, но тело, в котором смутно угадывалось тело принадлежавшее недавно великому гроссмейстеру, пыталось руками ощупать свою шевелюру, непонятным образом увеличившуюся в объёме и сделавшуюся из чёрной — рыжей.

— Таким ты не понравишься ни кому, — заключил своим звонким голосом Дикий Горец, сильным взмахом отсекая голову чудовищу.

— Давайте, поскорее раскланяемся публике и исчезнем, — поторопил друзей Айк. — Они получили сегодня за свои деньги массу удовольствия. Мы поработали на славу, не стоит перетруждаться.

— Куда ты отправил вторую ипостась этого существа? — упавшим голосом спросила Любомила.

— Куда-то в далёкое прошлое, кажется в Египет.

— Почему именно в Египет?

— Он говорил мне, что его предок давным-давно правил Египтом. Пусть хоть напоследок посетит свою прародину и поживёт там, пока какой-нибудь охотник не сделает из него чучело.

* * *

Дорога уводила всё дальше и дальше от Рима. Оба: и Любомила и даже Айк признавались себе, что этот город, с его растлевающей красотой и страхами, таящимися по изнаночную сторону столичной жизни, изрядно поднадоели за минувшую неделю. Слева к дороге подступил лесок, и все, не сговариваясь, дружно устремились в его тенистую прохладу. Бывший гладиатор, вызвавшийся быть провожатым, взял коней спешившихся друзей под уздцы и отвел подальше в лес.

— Куда же вы теперь? — спросил он вернувшись.

— Глава нашей экспедиции — она, — кивнул Айк на Любомилу, с наслаждением усаживаясь прямо на землю и вытягивая ноги.

Дикий Горец перевёл выжидательный взгляд на неё и, не скрывая восхищения, произнёс:

— Ваше имя не местное. Оно скорее пришло к вам из северных мест.

Она с интересом воззрилась на говорившего.

— Там тоже Римская империя?

— О, нет. Туда они пока не смогли дотянуть свои жадные руки. Там моя родина. Мы всегда успешно отражали их немногочисленные набеги.

— Как же называется ваше государство?

— У нас нет государства в общеизвестном понимании этого слова. Мы живём семьями, дружим друг с другом и когда возникает необходимость — объединяемся, чтобы принять бой и спровадить незваных гостей, пришедших на наши земли с мечом. У нас каждый одновременно и пахарь и воин, сеятель жизни и защитник её, лишь самые мудрые из старцев избираются нами, для принятия важных решений, касающихся всего нашего рода — потомков великого Ария.

— Как тебя зовут по настоящему? — спросил Айк.

— Имя, данное мне при рождении — Русислав. В честь народов населяющих наши свободные земли. Русами зовут нас наши соседи.

— Расскажи о себе, — попросила Любомила, устраиваясь поудобнее. — Что за судьба привела тебя в Рим, и как могло случиться, что ты до сих пор не пожелал вернуться к своим.

Русислав поглядел на неё затуманенным взором и отвернулся. Он молчал, но его никто не торопил, понимая, что он просто переживает давно канувшие в забвение памяти годы.

— А рассказывать особенно нечего, — начал он. — Я со своим отрядом, уводил римский легион прочь от нашей деревни. Три дня мы кружили их по нехоженым лесным тропам, иногда подпуская поближе их разведчиков, так, чтобы они не потеряли надежды. Когда дело было сделано и можно было смело возвращаться домой, меня что-то дёрнуло совершить вылазку в их стан, расположившийся в ту ночь неподалёку. Глупое желание прославить себя не давало мне покоя. Я хотел захватить их полководца в плен. Но я недооценил бдительность римлян: в плен угодил я. Когда я уже подкрался к его палатке, поднялась тревога. В завязавшейся схватке я многих из них ранил и обезоружил, но на меня набросили сеть и повалили наземь. Римляне были очень разозлены, своей неудачей. Они надеялись в том походе овладеть новыми богатствами и присоединить к империи ещё одну провинцию, но не нашли ни земли на которую покушались, ни подданных для своей империи: они окончательно заблудились. Выместив на мне и еще кучке русов, попавшим к ним в плен до меня, свою злобу, обработав плетьми до полубессознательного состояния, они направились на запад и вскоре вышли к берегам большой реки. Двигаясь вниз по её течению, армада римлян вернулась к известным им землям и в первом же торговом городишке избавилась от нас, продав работорговцам. Таким образом, они хоть частично надеялись погасить свои затраты в этом бесславном походе. Дальнейшая судьба этого войска римлян мне долго была неизвестна. Возможно они не желая возвращаться с пустыми руками, чтоб избежать насмешек, совершили сразу же ещё один рейд. Скорее всего так и было, потому, что значительно позже, много лет спустя, я встретил на арене одного гладиатора, такого же раба, как и я. Он оказался участником того самого похода, захваченный в бою гуннами вскоре после моей продажи. Гунны его продали тем же самым работорговцам, к которым угодил я, до него. Таким образом, всех римлян того злосчастного нашествия, постигла одна и та же участь. Я с превеликим удовольствием заколол его на следующий день на арене.

Слушая этот рассказ, Айк невольно ёжился, а Любомила, про себя, сокрушалась человеческой глупости.

— Сбежать из рабства сложно, — продолжал Русислав. — Да и не к чему мне стало это со временем. Империя охватила своими законами уже пол мира. Беглого раба ждёт клеймо на лбу и новое рабство. А в цирке, куда я попал, будучи рабом Келикса, я нашёл себе занятие. Я убивал таких же, как тот римлянин, попавших в рабы из свободных людей в результате своей собственной жажды быть убийцами и завоевателями, служа прежде в римских легионах. Я воздавал им по справедливости, у меня лучше получалось убивать их, чем у них меня. Наверное, мне помогали древние боги русов, пришедшие когда-то на землю со звёзд, а может быть овладел тёмной энергией, помогающей убивать. Встречались среди собратьев и такие, кто попал в рабство после неудачной попытки защитить своё отечество от римлян. Таких я по возможности щадил. Те, кто получил свободу, но остался на арене зарабатывать деньги, моей жалости не ведали.

Русислав прервался на время, что-то вспоминая. Лоб его при этом морщился, а глаза стали совсем холодными, как лёд.

— Однажды Келикс сказал мне: если помогу ему, я получу свободу. Я согласился не раздумывая. Нужно было всего лишь убить какого-то знатного римлянина. Я в тайне ненавидел их всех, и я не видел разницы между теми, кто сражается на арене и теми, кто наблюдает за ними со стороны. Мне дали маршрут по которому должен был следовать этот человек. Перебить охрану и перерезать горло сенатору, (а этот человек был сенатором), мне не составило большого труда. Одним сенатором больше, одним меньше. Я даже не почувствовал угрызений совести. Вскоре Келикс сдержал своё обещание. Он выписал мне документ, удостоверяющий любого, что я свободный гражданин Рима. Теперь я был свободен и мог спокойно возвращаться на родину, давно позабывшую своего сына. Перед расставанием он поблагодарил меня ещё раз и сказал, что я спас Римскую империю от потери такого величайшего зрелища, как бои гладиаторов. Убитый мною человек, своими выступлениями в сенате, почти уже убедил всех, что гладиаторские бои позорят римское общество и разлагают его, ведя к неизбежному упадку. Я никуда не уехал из Рима, а погрузился в пьянство. Я не знал, что мне делать. Своими руками я продлил страшнейшее наказание — позорную смерть на арене, отдалив её прекращение на неопределённый срок. Деньги полученные за этот поступок следовало бы выкинуть, но я прогуливал их в компании развесёлых дружков, которых ко мене прилипало, как грязи. Один из них проявил особую заботу обо мне и предложил вступить в тайную организацию, которая ставит своей целью свергнуть правительство империи. Я согласился, надеясь хоть таким способом загладить свою ошибку. Почти год минул, как я посетил первое собрание этой тайной организации. Но никаких реальных дел не было. Вместо этого я был устроен своими «братьями», как они называли друг друга, в одну баню и мне платили приличные деньги за эту отвратительную работу. Когда мне всё опостылело и я уже готов был наложить на себя руки, вдруг в бане ко мне подошёл мой бывший хозяин — Келикс. Короче говоря, компания «братьев» всё это время проверяла меня, по указке самого Келикса, который и оказался главой этой тайной ложи. Вот тут мне и расхотелось умирать. Мне захотелось докопаться до сути всей их проклятой деятельности и отомстить разом всем за своё падение. Пока я ещё не вник, то решил вернуться опять на арену, тем более что Келикс был этому только рад. Он ещё и зарабатывал на мне, в качестве моего представителя, а так же заключая на меня пари. А я, вновь рискуя жизнью, искупал свою ошибку перед людьми и богами. Вернуться домой я не мог, свершённое преступление легло тяжким позором на меня. К тому же прошло почти пятнадцать лет. Моя невеста, считая меня погибшим, давно уже вышла замуж и растила двоих сыновей. Узнал я это от своего земляка, так же случайно как и я, оказавшемся в логове врага. Я ему помог, выкупив его и даровав свободу. Хотя бы он вернётся обратно и передаст обо мне весточку. К сожалению, в своих исследованиях тайн ложи, я не продвинулся почти ни на шаг. То ли мне по-прежнему не доверяли, то ли те, с кем я общался, сами не ведали планов Келикса. Когда я увидел, как схватили вас и притащили на собрание ложи, я понял, что спасение вас — это и есть единственный смысл моей жизни.

— А теперь расскажите мне вы: кто вы и откуда, в какой чудесной стране ещё сохранились такие могущественные люди? Айк первым откликнулся на этот вопрос, зная неуважение Любомилы к всякого рода вранью. Осознавая, что Русислав заслуживает правды, он всё же решил повременить с этим.

— Мы с той стороны, — указал он пальцем через плечо.

— Там, куда ты указал, север и моя родина, — не моргнув глазом, возразил Русислав.

— Но вы не очень похожи на русов.

— Мы раньше жили там, — принялся выкручиваться Айк. — потом нас долго не было, а когда вернулись… Бац! Угодили в самое пекло.

— Не хотите говорить, ваше право, — не подав виду, что он обижен, ответил гладиатор. — Я бы, на вашем месте, тоже не сказал первому встречному, откуда я и где моя родня.

— Именно по этому! — согласился Айк, заговорщицки подмигивая Русиславу. — Я рад, что ты понимаешь. Просто ты упомянул, что ты из друидов, а кто такие друиды не сказал.

— Ах, это... — задумчиво протянул Русислав. У меня перестало получаться что-либо двадцать лет назад, когда я только вступил в Рим. Сила наша связанна с богами леса, богами ветра, воды и огня, земли и солнца. В Риме я оказался отрезан от своих богов. Тут, Любомила игнорируя, предостерегающие взгляды Айка, вступила в разговор.

— Попробуй сейчас. Рим остался далеко, и здесь нет каменных громад полных народу. Кругом только деревья. Послушай, как ветер шумит, играя их кронами, журчит ручей и солнышко пригревает кожу.

Глаза Русислава широко открылись, и он удивлённо, словно видел это в первый раз, обвёл взглядом окружающее их пространство. На ветке чирикал воробей, Росислав протянул руку и воробышек, вспорхнув ему на ладонь, принялся пить воду, непонятно как оказавшуюся там. После, прочирикав прощаясь, взлетел. Русислав засмеялся как ребёнок. Вид его не вязался с тем суровым обликом безжалостного гладиатора, к которому привыкли все болельщики-зеваки Рима и близлежащих провинций. Он, всё ещё смеясь, поднял руки вверх, растопырив пальцы, и с ясного неба хлынул весёлый дождичек. Переглянувшись Айк с Любомилой весело расхохотались, присоединяясь к счастливому Русиславу, а Айк не удовлетворившись этим, принялся ещё отплясывать.

— Чудо свершилось, — воскликнул посерьёзнев Русислав. — Вот оказывается в чём крылась причина моей неудачи!

— Почему же ты не смог убежать от римлян, когда они везли тебя в неволю? — спросил Айк.

— Ну, знаешь! То, что возможно вам двоим, мне недоступно. Подобное умели делать наши предки, а моё поколение лишено даже моих умений. Я и мой отец — единственные люди, владеющие искусством друидов в нашей деревне. Таких сейчас мало и мы рассеяны по свету.

Теперь настала очередь удивиться Любомиле. Но почему так произошло, она спрашивать не стала, да и сомнительно знал ли Русислав сам это. Несомненно было одно: диурды год за годом теряли свои позиции, проигрывая «чёрным». Одно подозрение на этот счёт у неё возникло, и она решила проверить его.

— Вы сами решили переиначить название своего племени? Мы, например, называем себя диурдами, а не наоборот, как почему-то принято у вас.

— Сколько я себя помню, наш народ нас всегда называл волхвами. Слово друиды придумано для нас иноплеменниками, принёсших другие языки из дальних стран, не понимающими природу нашей силы и завидующим нам. Означает оно, что-то вроде — другие боги, то есть — не такие как они, не люди. Для русичей, волхв — хранитель древней мудрости, знаний о богах. Волхвам силу дают боги, ещё со времён Атлантов так было. А пришлые давно утратили связь с богами, вот и не понимают ничего, а только всего боятся.

— А кто такие Атланты? — уточнила Любомила, заинтригованная словами Русислава.

— О-о, вы не знаете, кто такие Атланты? — Русислав оживился, почувствовав себя вновь учителям, делящимся сокровенными знаниями. — Это очень древние существа, когда-то населявшие нашу планету. Согласно поверьям, именно они создали богиню Ладу, Сварога и всех прочих богов, которые…

Любомила в отчаянии замотала головой из стороны в сторону, пытаясь остановить эту лекцию, перемешивающую, все события и путая следствия с причинами местами. Что касалось Айка, то он, сделав круглые глаза, сидел подперев голову руками и слушал, пытаясь как-то согласовать рассказываемое Русиславом с тем, что он узнал от диурдов и монгов. Заметив реакцию своих слушателей, бывший гладиатор смешался, лишь добавив напоследок:

— Атланты погибли в результате планетарной катастрофы, оставив для нас богов созданных ими. Что-то не так?

— Ты говорил, что ваши предки пришли со звёзд, — начал Айк. — При чём тогда Атланты?

— Атланты, первоначально и пришли со звёзд.

— А откуда тогда, по-вашему, пришли предки Египтян? — уловив слабину в объяснениях Русислава, задал коварный вопрос с ухмылкой Айк.

— Погоди, Айк, — прервала его Любомила. — То, что сейчас нам рассказал наш новый друг, наталкивает на очень серьёзные размышления. — И повернувшись к Русиславу спросила: — Куда же ты теперь?

— Я ещё не думал над этим вопросом, — ответил тот. — Всё вдруг пошло так стремительно. — Помолчав, он произнёс: — наверное, мне всё же следует вернуться к своим. Отец уже очень стар, мне нужно бы его заменить. Как странно, что я вспомнил об этом только сейчас.

— Твоё решение совершенно верное, — похвалила Любомила. — Только постарайся понять: энергии, которые вы называете богами, не просто созданы предками, они сами являются неотъемлемой частью их душ. Тебе наверное будет очень обидно, если потомки предадут тебя забвению, тем самым, ослабляя себя.

Лицо Русислава, словно зеркало, отражало мысли, стремительно бегущие в его голове. Наконец, найдя словам Любомилы объяснение, показавшееся ему самым логичным, он воскликнул:

— Так вы и есть наши боги!? И вы пришли к нам из созвездия Большой Медведицы? Значит пророчество верно?

— Нет, это на то, на чём следует заострять внимание, — совсем огорчившись, что её пояснение оказалось столь запутанным, возразила Любомила.

Пока она думала, Русислав и Айк, затаив дыхание, не отрывали от неё своих взглядов, ожидая ответа.

— Знаешь Русислав! Думаю, тебе следует немного подучиться и восполнить пробелы в истории, чтобы лучше нести свет знаний людям.

— Я согласен, — взволнованно вымолвил он. — Когда начнём?

— Скоро. Дай свою руку!

— Наконец-то! Я уж решил, что ты, хозяйка, совсем позабыла о своём Элексе и о том, что мне бы тоже не помешало восполнить кое-какие пробелы на досуге, — воскликнул довольный Айк.

глава 3

Сто веков во мгле таились злые Дети Сатаны,

Со своей родной планеты были прочь удалены.

Уничтожив кущи Рая, уничтожив дивный сад,

Изменили мир до дрожи, низвергая прямо в Ад.

 

Весь путь к Ориону, Элекс почти не покидал рубки. Не только картина звездных узоров манила его сюда, он дивился сложной аппаратуре, с которой пилоты были на короткой ноге. Осознание того, что ему это когда-то было знакомо, мало чем помогало. Странно, но всё что касалось техники, не желало всплывать в памяти, как это происходило, когда ему нужно было вспомнить что-нибудь из прежних знаний. Вот звёзды, они были ему знакомы. Наверное, потому, что Элекс всегда любил наблюдать ночное небо. Сейчас на экранах корабля светящихся точек было значительно больше. Но, несмотря на пройденный путь, изменивший созвездия, несмотря на то, что теперь он наблюдал их в совершенно другом ракурсе, он узнавал их. Стрелец, Лебедь, Орион, Волопас, перечислял их Элекс, отыскивая новые и новые узоры в пространстве.

Вспомнилось космическое путешествие Нима и Озии. Это были его воспоминания, но сейчас, когда он подумал о прежнем своём воплощении в третьем лице, стало казаться, будто бы это было с совершенно другим человеком. «Да, так оно и было», — рассуждал он. — «Всё что ушло назад в прошлое — произошло с моим предком, передавшим мне свои знания сквозь пространство и бесконечность, не имеющую времени. На этих знаниях, позволяющих выйти за пределы материальной плоскости, находящуюся в оковах времени, и зиждется сила диурда. Знания, собранные по крупицам монгами и народами Лады, увязаны в единую систему. А если отбросить время в сторону и посмотреть с точки зрения бесконечности, то эта система знаний создана одними и теми же людьми. Как это увлекательно и как это чудесно — создавать новые миры. Загадка Создателя и высшая его награда человеку состоит в том, что познать эти миры и насладиться ими можно, только находясь в прямолинейно текущем времени, то есть, это дано только человеку и только пока он жив». Вспомнились строки древних стихов, звучавшие когда-то из уст его предтечи и пришедшие сейчас откуда-то из бездонных глубин памяти: … Нам не понять эту странную тайну, кто вас заставил гореть сквозь века? Целую вечность, сквозь бесконечность, и не сгорать до конца никогда… … Словно осколки души бесконечности, вечно в пути и покоя вам нет…

Сейчас, он понимал смысл этих строк. Понимал, кто и что заставляет гореть звёзды сквозь века, понимал, почему неизвестный поэт сравнивает жизнь звёзд с бесконечностью. От этого становилось немного жутковато и грустно. Теперь для него эти, да и любые другие стихи не будут звучать как прежде, волнуя и зачаровывая своей загадочностью. «Именно мы, мы сами и создаём жизнь, зажигаем звёзды и заставляем их гореть! Увы, старый монг предупреждал о цене бессмертия. И даже если б я знал все последствия, отказался бы я от своей любви?» — вопрос заданный самому себе, в ответе не нуждался.

— Конечно, нет! — вслух произнёс Элекс, вынудив Цепкуса опасливо покоситься на него. — Извините, мысли в слух, — добавил он.

— Да, да. Я Вас понимаю, — согласился глава Совета. — Признаться, меня тоже последнее время гнетут мрачные мысли. Но ничего, уже сегодня мы будем на Оранжевой и займемся делом.

Элекс собиравшийся уже пояснить, что не предстоящее расследование беспокоит его, уловил мысли Цепкуса, закрыл рот и выжидающе поглядел на него.

— Что? — заёрзал под пытливым взглядом диурда глава совета.

Элекс не отводил взгляда, вынуждая Цепкуса нервничать и чувствовать себя так, как чувствует себя перед преподавателем ученик не выучивший урок.

— Зачем же Вы таите в себе то, что всплывёт рано или поздно? — спросил Элекс.

Цепкус удивлённо сморгнул и отмёл в сторону промелькнувшую мысль о том, что его моложаво выглядящему спутнику откуда-то всё известно. Он попытался уйти от прямого ответа, но взгляд Элекса приковал его. Не вполне отдавая себе отчёт зачем он повинуется этому взгляду, Цепкус заговорил извиняющемся тоном:

— Членами Совета решено не посвящать никого из посторонних в эти события, которые, может быть, не имеют никакого отношения к нашей с вами миссии. Но поскольку от Вас Элекс, ни чего не скрыть, так и быть, я нарушу своё обещание.

Элекс соглашаясь, опустил глаза вниз и приготовился услышать о каких-то событиях, произошедших на Оранжевой и до сих пор гнетущих Цепкуса. Не хотелось бы, вместо того чтобы сотрудничать, заниматься подслушиванием мыслей людей, обратившихся к нему за помощью. Единственное, что он смог себе позволить, это внушить главе совета, большее расположение его к себе. Цепкус, с присущей ему проницательностью уловил это воздействие, но не обиделся, оценив деликатность своего могущественного помощника.

— Поступим так, — начал он. — Властью данной мне народом Оранжевой, я временно ввожу Вас Элекс, в члены Совета Жрецов Содружества Пяти Планет, как представителя Кил-рака, который сейчас всё равно отсутствует в реальном времени, — последние слова Цепкус произносил с некоторым принуждением, не понимая до конца этого явления. — Как действительному члену Совета я могу сообщать всё, без утайки.

По лицу Цепкуса было видно, что он доволен своей удачной мыслью. Элекс удовлетворённо кивнул и приготовился выслушать новые сведения, могущие пролить свет на таинственное происшествие, вынудившее его сейчас совершать этот перелёт.

— Примерно за год до находки в дальнем космосе, — начал Цепкус, — произошло одно из ряда вон выходящее событие.

— Убийство? — спросил Элекс. — Об этом была ваша тревога?

— Да. Вы правильно догадались о моих мыслях. Тревогу вызывает тот факт, что подобного не случалось на планетах Содружества очень давно. Мы избавились от пороков прошлого больше тысячи лет назад. Но это не всё. Убито семеро детей, не достигших совершеннолетия, и произошло всё это в одну и ту же ночь.

— Убийца, конечно, не был найден?

— Почему Вы решили, что это сделал один и тот же человек? Это произошло в разных местах планеты, ни погибшие, ни их родители даже не были знакомы друг с другом. Мы так же не знаем, кого подозревать.

— Это всё ужасно! — невольно вырвалось у Элекса. — Мне теперь понятна Ваша тревога.

— Конечно, среди ныне живущих нет никого, кто способен был бы провести тщательное профессиональное расследование. Подобные специалисты, как Вы понимаете нам без надобности. Мне пришлось взять это бремя на себя. Записи о том, как это делалось раньше, сохранились, но, к сожалению, выяснить так ничего и не удалось. У данных преступлений отсутствует главный фактор — мотив, или я его не нахожу.

— Каким образом были убиты эти дети? — Побелев от сдерживаемой ярости, спросил Элекс.

 — У них была выпущена вся кровь.

Глаза Цепкуса встретились с глазами Элекса, расширившимися от изумления.

— Я очень надеюсь, что нам вместе удастся докопаться до истины, — просительно произнёс Цепкус.

— Я в этом так же уверен, как и в том, что неизвестная спасательная капсула была не первым космическим аппаратом неизвестного происхождения, спустившимся на вашу планету.

— Вы думаете здесь есть связь? — прошептал Цепкус.

— Она очевидна. Отсутствие видимых мотивов, указывает на то, что мы имеем дело не с людьми, в нашем понимании этого слова.

* * *

Огромный сияющий шар солнца, всплывающий над горизонтом и разливающий по округе своё розовое сияние не смог надолго привлечь внимание Элекса, для любования красотами просто не было времени. Перелёт из конца в конец галактики и без того занял больше недели. Сейчас, после вынужденного бездействия, он хотел наверстать упущенное. Незнакомая планета не позволяла пока пользоваться своим умением, перемещаться мгновенно, но аппараты передвигающиеся по воздуху, были достаточно быстрыми. Вместе с Цепкусом, который взялся быть провожатым, они отправились на встречу с семьями погибших.

Небольшой домик, примостившийся у подножия крутого склона холма, вписывался в окружающую местность, как и все остальные постройки встреченные Элексом на Оранжевой раньше. На тропинке, ведущей от площадки для прибывающих антигравов, к входу в дом их встретила молодая женщина, мама одного из семи. Поздоровавшись, она назвалась Леймой и пригласила их за собою в дом. Это была уже третья семья. Расспросы первых двух не дали ничего нового. Ни родители, ни их ближайшие соседи не заметили перед происшествием никого постороннего в округе. Удивительным было и то, что места преступления фактически не было найдено, погибшие были обнаружены лишь на следующее утро, где-нибудь поблизости от дома. Стандартные вопросы задаваемые Цепкусом сопровождались не менее стандартными ответами. Всё это нагоняло тоску на Элекса.

— А где сейчас Ваш муж, Лейма? — спросил он, ожидая услышать такой же стандартный ответ, что он, дескать, на работе.

— Лейм в саду, — последовал нестандартный ответ матери, заставивший Цепкуса оживиться.

— Разве ему не хочется узнать, зачем его дом посетили незнакомцы?

— После этого случая, его вообще ничего не интересует, — ответила женщина.

— Понятно, понятно, — покивал головой Цепкус. В этот момент из-за оконной занавески показалась голова мальчугана лет пяти.

— Не мой папа в саду! — раздался звонкий голосок, и голова спряталась вновь.

— Как не хорошо, подслушивать, — строго произнесла мать. — Немедленно иди в детскую Эрнест! — Потом, обратившись к гостям, она добавила: — У моего младшего опять разыгралось воображение, вы уж простите его.

Но маленький Эрнест вдруг заупрямился:

— Не пойду! Я буду тут!

Элекс, подмигнул мальчугану, вложив в свою улыбку, сколько мог обаяния. Вместо ответа мальчик подошёл и взобрался к нему на колени. Мать лишь всплеснула руками от изумления.

— Так ты говоришь, малыш, что в саду не твой папа? Где же тогда твой?

— У меня нет папы! — заявил Эрнест. — Там чужой дядя.

Наступила тишина. Мать потеряла дар речи, а Цепкус почувствовал себя неловко в предчувствии готовящегося разразиться скандала. Один только Элекс принял слова мальчика за чистую монету и ожидал разъяснений от матери. Вместо разъяснений или скандала, с Леймой случилась истерика. Цепкус бросился искать воды и успокаивать бедную женщину, попутно принося её свои извинения. Но это всё мало помогало. Пришлось Элексу попросту усыпить её внушением. После этого, они уложили её на кушетке под окном и вышли в сад, забрав малолетнего виновника происшествия с собой.

— Нужно найти её мужа и поставить в известность о случившемся, — предложил Цепкус.

— И ещё для того, чтобы задать ему парочку вопросов, — согласился Элекс. Потом, повернувшись к Эрнесту, он спросил: — А ты не хочешь пока побыть с мамой?

— Угу, — хмуро ответил малыш и уселся на траву под ближайшим деревом. Догадавшись, что на больший компромисс рассчитывать нечего, Элекс кивнул мальчику, соглашаясь, и они вдвоём зашагали по дорожке, огибающей домик.

— Что Вы рассчитываете ещё выяснить? — спросил Цепкус. — И так ясно: вся семья подавлена кошмаром, вторгшимся в её жизнь, а тут ещё мы со своими расспросами.

— Я понимаю, что депрессия, навалившись в одночасье, могла сделать отца нелюдимым, а мать нервной, но мальчик… Он как-то странно относится к своему отцу.

— Что Вы хотите этим сказать?

— Ничего. Просто у меня какое-то нехорошее предчувствие. Ведь убийцы до сих пор не найдены.

Разыскиваемый ими отец семейства сидел на длинной скамье в тени деревьев сада. Еще издали Элекс разглядел на его коленях какой-то прибор с клавишами, на которых тот что-то выстукивал.

— Доброго дня, Лейм! — поприветствовал его Цепкус и представил Элекса. Лейм окинув подошедших к нему хмурым взглядом, закрыл свой прибор и спрятал его в карман.

— Чем обязан этому визиту, жрец? — недовольно спросил он, без тени уважения в голосе.

— Понимаете, Лейм, — начал Цепкус слегка нервничая. — Я со своим коллегой хотели задать несколько вопросов вашей жене, но с ней произошёл нервный срыв.

— Вот, как? — хладнокровно ответил тот. — Теперь вы желаете задать их мне?

Элекс мог поклясться, что Лейм не испытывал ни капли сочувствия к своей жене, и в голосе его звучало не раздражение к главе Совета, а откровенное презрение. Элекс даже растерялся от неожиданности: совсем он не был похож на убитого горем отца. Пока диурд пытался понять, чем же вызвано его такое поведение, Цепкус начал задавать свои обычные вопросы, а Элекс слушал со стороны и внезапно осознал, что ответы даже не возникают в мозгу странного отца семейства. Они звучат сами по себе, словно отвечает машина с записанным в её программу человеческим голосом. Такого он давно ни от кого не ощущал. Сразу же вспомнились лже-боги Олимпа. Уж не психическая ли травма виной тому. Слова сами сорвались с языка, прежде чем он успел осознать их значение:

— Скажите, Лейм, Вы любите своего младшего сына?

Цепкус даже опешил от такого бестактного вопроса Элекса и в смущении опустил голову, в результате чего не заметил, как в глазах Лейма промелькнула откровенная вспышка холодной ярости. Ответа не последовало.

— Ну, хорошо, — поторопился закончить расспросы Цепкус. — Мы сейчас покидаем ваш дом.

— И правильно сделаете, — с высокомерным равнодушием, заметил Лейм и отвернулся.

На этот раз, ярость возникла в душе Элекса, и он процедил напоследок:

— Но мы вернёмся, если только до меня дойдёт слух, что Вы плохо обращаешься с Эрнестом.

Вместо какого-нибудь резкого возражения или оправдания, ответом ему был холодный и презрительный взгляд, брошенный через плечо. Пока они шли по дорожке к дому, Цепкус смущённо извинился за резкость отца пребывающего в горе и потерявшего веру в правительство, оказавшегося не в состоянии найти преступника. Всё это могло иметь место, но что-то было не так, и это не давало покоя. Первым на глаза попался мальчуган.

— Маме уже лучше. Она хочет поговорить с тобой, — сказал он Элексу, полностью игнорируя Цепкуса.

Тот покорно остался снаружи, а Элекс один вошёл в дом. Женщина сидела на той же самой кушетке, и не вставая она предложила присесть ему рядом. Воцарилось обоюдное молчание. Лейма собиралась с мыслями, а он бесцеремонно читал эти мысли, слегка злясь на себя за эту бесцеремонность. К тому времени, как она решилась начать, он знал почти всё, но не прерывал, давая выговориться.

— Он был очень хорошим мужем и отцом, но сынок прав, внезапно Лейм стал другим. Должна признаться, теперь я временами боюсь его.

— Он угрожал Вам? — спросил Элекс.

— Нет! Конечно нет, но он вдруг стал холоден и жесток. Он ни разу не пожалел меня с тех пор, как случилась эта трагедия. А Эрнеста он просто терпит, словно это не наш общий сын. Может быть, он старшего любил больше? Не знаю.

— Скажите мне Лейма, — решил задать мучающий его вопрос Элекс. — Эти, изменения в вашем муже, произошли сразу после гибели вашего старшего сына или чуть раньше? Прошу Вас не торопиться с ответом, подумайте хорошенько.

Пока Лейма в задумчивости теребила пальцами щёку, Элекс не отрываясь смотрел в её глаза. В тот момент, когда они расширились от ужаса, промелькнувшего в них, он уже был на ногах и стремительно бросился прочь из дома, обратно в сад.

* * *

Белая точка медленно увеличивалась в размерах, постепенно заслоняя собой всё.

— Ну, как? Он дышит?

— Сердце и лёгкие в норме. Но, что касается всего остального… Лучше подождать с выводами.

На белом фоне проступили две размытые тени и стали медленно превращаться в нормальные человеческие лица. Элекс сморгнул и понял, что говорят о нём. Он скорее догадался, чем почувствовал, что лежит на чём-то твёрдом. Яркий свет лампы слепил, вынуждая щуриться.

— Ну, слава Создателю, — произнёс один из них, в котором Элекс узнал Цепкуса. Второй, со шприцем в руке, был ему незнаком.

— Что случилось? — спросил Элекс, не узнавая своего голоса, и попытался приподняться на локтях.

— Лежите! — повелительно воскликнул незнакомец, в ярко жёлтом халате, одною рукою надавливая ему на грудь и вынуждая вновь упасть головой на подушку. Другой рукой он в это время, поспешно отключал какие-то приборы, присоединённые к его телу. Закончив, он убрал их и отступил в сторону.

— Не думал, что когда-нибудь придётся воспользоваться помощью медицины, — произнёс Элекс догадавшись, что он здесь делает, и предпринял новую попытку принять вертикальное положение. Это удалось не слишком легко: руки и ноги дрожали, словно по ним только что пропустили электрический ток. Он поспешно присел на край койки, с которой мгновение назад расстался.

— Так что же произошло, Цепкус? — поглядел вопросительно Элекс на главу Совета Пяти Жрецов.

— По-видимому, Вас хотел убить Лейм. Вы сами что-нибудь помните из произошедшего с Вами?

Элекс отрицательно покачал головой.

— Я помню только, что поспешил к тому месту, где мы разговаривали с ним, за несколько минут до этого. Но его там я не нашёл. А дальше, вы первые с кем я говорю.

— Я увидел, что Вы выбежали из дому, а вслед за Вами несчастная мать. На её лице застыла маска ужаса. Она что-то кричала о своём муже и повторила несколько раз, тыча рукой по направлению сада: — «Помогите, скорей». Я бросился следом, но наткнулся только на Вас, Элекс. Лейм ни где не найден до сих пор. Вы лежали на тропинке без сознания. Я первым делом вызвал помощь, и Вас доставили сюда — в госпиталь. Хорошо, что всё так обошлось. Я перепугался не на шутку — Вы не дышали. Спасибо доктору Вербу, он вернул Вас к жизни.

— Спасибо, доктор, — кивнул Элекс незнакомцу в жёлтом халате. — Вы можете сказать, что явилось причиной, такого моего положения? — и он перевёл взгляд на свои руки и ноги.

— Электричество высокого напряжения, — констатировал Верб. — Неизвестное оружие. Удар смертельный для любого, кроме, как выяснилось, Вас. Так что, особо благодарить не за что. За тридцать минут с остановленным сердцем любой человек умрёт, как минимум пять раз. Это поразительно!

— Да, — просто согласился Элекс. — Выходит, после науки монгов моё тело само борется за выживание без участия разума.

Вместо ответа Цепкус и Верб переглянулись.

— Но меня больше настораживает другое: почему я не почувствовал этого человека?

— Может быть, Ваши мысли были заняты чем-то другим в тот момент? — высказал робкую догадку Цепкус.

— Боюсь, дело в другом. Мне кажется, что Лейм не имеет никаких мыслей.

— Не понимаю, как может человек не иметь никаких мыслей? — произнёс, огорошено Цепкус.

— Вспомните наш разговор в звездолёте.

Цепкус наморщил лоб, и тень понимания смешанного со страхом промелькнула по его лицу.

— Но тогда, если они не люди, а выглядят как люди, опасность угрожает любому из нас!

— В первую очередь позаботьтесь о семьях погибших детей и задержите всех их папочек, как бы дико это не показалось окружающим. Во вторую очередь, отдайте распоряжение заблокировать «ворота» между Землёй и Оранжевой.

— Вы думаете…

— Нужно предусмотреть и такую возможность. Недаром Кил-рак всегда был против использования «врат», и на планету монгов посторонний может попасть только на звездолёте. Ну, мне пора повидаться с Кинхетом, здесь больше ничего пока не сделать.

* * *

— Мне сказали, что Вы тяжело ранены, — такими словами встретил его Кинхет, как только катер отшвартовался в шлюзе «Стального» — ближайшего и самого большого спутника Оранжевой.— Видимо, слухи слегка преувеличены.

Скользнув тяжёлым взглядом по лицу Элекса, он перевёл взор на его сопровождающего.

— Не совсем, — возразил Элекс. — И раньше, многие пытались меня убить, но в этот раз убийца был близок к цели, как никто другой. Доктор Верб до сих пор опасается за моё здоровье и поэтому решил даже сопроводить на всякий случай. А я не решился расстаться с ним.

— Мне прекрасно известны профессиональные качества доктора, — хмуро заметил Кинхет. — Но у доктора Верба нет допуска, для нахождения на «Стальном».

— Успокойтесь, я просто пошутил, — признался Элекс. — Мне нужен специалист по медицине, а в его профессиональных качествах я уже убедился на себе.

— Так значит, ранение действительно имело место? — смягчился Кинхет. — Ладно, пусть будет по-вашему, Элекс. Кстати, я связался с Цепкусом и мы решили, эвакуировать пострадавшие семьи сюда. Спутник оснащён всеобщей системой видеонаблюдения, мои операторы и я лично будем всё держать под контролем, так будет безопаснее. Скоро сюда будут поступать и первые подозреваемые. Наш медперсонал в вашем распоряжении, доктор Верб. Я сейчас отдам необходимые распоряжения.

Проводив доктора в госпиталь, они вдвоём проследовали в кабинет Кинхета, который всё своё свободное время от деятельности Совета, проводил на спутнике, где занимался своей основной работой. Удобное кресло приняло форму тела, как только Элекс опустился в него. С трудом приняв более или менее вертикальное положение, он поморщился, что не укрылось от хозяина кабинета.

— Давно хотел спросить, почему вы диурды не любите удобств?

— Это не удобство, а какое-то издевательство, — возразил Элекс. — Приходиться тратить время на попытки приспособиться к излишне услужливой технике.

— Просто дело практики.

— Которой у меня нет.

— Ладно, оставим это. Вы желаете ознакомиться с материалами по спасательной капсуле, как я понимаю, — приступил к делу Кинхет.

— Если имеется что-нибудь ещё, кроме того, о чём Вы уже рассказали несколько дней назад.

Вместо ответа, Кинхет нажал несколько кнопок на столе перед собой, и стена кабинета превратилась в экран, на котором замелькали кадры запечатлевшие всё, что удалось заснять техникам, осматривавшим неизвестную спасательную капсулу первыми. Как только экран погас, Элекс встал и прошёлся по кабинету.

— Мне так удобнее думается, — пояснил он хозяину, на его выжидательный взгляд.

— Я хотел бы узнать другое.

— Красивый фильм. Теперь я понимаю, почему на Оранжевой не осталось ни одного диурда. Мы предпочитаем использовать свою память, развивать возможности человека, данные ему с рождения и быть поближе к природе первозданной. А ваша техника подчас, как костыли для старика иль инвалида. Вы использовали её не по назначению.

Вопросительно подняв брови, Кинхет устремил на Элекса недовольный взор.

— Важнее всего было бы выяснить, откуда этот аппарат пожаловал сюда.

— Данных для этого недостаточно, — сухо возразил Кинхет.

— Простите, не хотел обидеть, — сказал Элекс, сообразив, чем вызвано раздражение его собеседника, который всю жизнь посвятил работе с механизмами, а не с людьми. — Давайте порассуждаем, — примирительно предложил он. — Как звездоплавателю, вам, наверное не составит труда просчитать варианты возможного места отправления судна, коли известно, где оно было подобрано.

— Если предполагать, что местом назначения была именно наша планета, то количество звёзд, лежащих на этой прямой может оказаться бесчисленное множество. Мы это уже пытались просчитать.

— С учётом скорости, если предположить началом странствия время жизни умершего пилота, поиск сузиться.

— И это тоже просчитывали. К сожалению, когда капсула была найдена, она дрейфовала, не имея своего хода. Предполагаю, наномозг сам принял решение застопорить полёт. Если, только она не поменяла своего положения в космосе, то это может оказаться любая из звёзд созвездия Большого Пса, если же поменяла, то… — Кинхет развёл руками.

Выслушав это категоричное мнение, Элекс вновь возобновил своё хождение по кабинету.

— Что вы можете предложить, Элекс? — не выдержал жрец.

— А вы? — ответил вопросом на вопрос тот. — Решение, посетить все планеты всех ближайших звёзд, не приходило еще ни кому в голову?

— Это на крайний случай. Слишком много времени и средств.

— И может не дать нужного результата. Время — это ещё и время жизни тех людей, которые жили задолго до нас. Попробую я посетить эту капсулу в прошлом, до того, как её нашли.

Кинхет ожидал чего-нибудь из ряда вон выходящего и не стал проявлять признаки удивления, лишь заметил, что места для второго человека в ней не достаточно.

— Не имеет значения, — ответил Элекс. — Учитывая недавнюю неудачу с поимкой Лейма, я, пожалуй, поостерегусь появляться там телесно.

На этот раз Кинхет, всё же заморгал обоими глазами, не сумев скрыть своих чувств, но и не решаясь спрашивать. Впрочем, Элекс уловил всё, о чём подумал жрец в эту минуту.

— Не волнуйтесь, это гораздо проще полного телесного переноса, — пояснил он, — нет необходимости создавать своё тело. Слыхали когда-нибудь про призраков? Так вот, я стану на время призраком.

Лаборатория, в которую они проследовали, выдала подробное местоположение интересующего их объекта на момент его появления перед разведывательным кораблём Содружества. Уяснив всю необходимую информацию, Элекс огляделся в поисках кресла подобного тому, что ему не понравилось в кабинете Кинхета, но здесь не оказалось ни одного. Пожав плечами, он улегся прямо на пол и закрыл глаза. Услышав, что жрец пытается выставить из лаборатории всех лишних зрителей, сгрудившихся вокруг, Элекс остановил его.

— Пусть будет побольше людей. Мне следовало бы производить свои действия с планеты — там больше жизненной силы. Но поскольку может возникнуть необходимость вернуться к срочному обсуждению, полученной мною информации, я буду действовать прямо отсюда. Мне потребуется ваша жизненная энергия, так что не удивляйтесь, если под конец вы все немножко устанете.

* * *

Это походило на подслушивание. Легкие щелчки каких-то реле и сопение системы жизнеобеспечения. Наслушавшись всего этого вдосталь, Элекс решил «приоткрыть глаза». Использовать для материализации зрения, что-нибудь из составляющих аппарата он не рискнул, чтобы не быть обнаруженным. Оставался только воздух в кабине. Видеть всё, одновременно в любом направлении, было необычным. Тело Норена покоилось в пилотском кресле, как и на экране в кабинете Кинхета. На голове его был шлем, скрывающий лицо, а у ворота та самая бляшка-номер. Осмотрев приборную панель и поискав на ней какие-нибудь знаки, указывающие на маршрут, Элекс с разочарованием убедился, что таковых нет. Зато на экране возник силуэт звездолёта, вырастающий с каждой минутой. «Разведывательный корабль с Ориона», — догадался он и решил вернуться в своё тело, чтобы ещё раз всё обдумать.

— Ну, как? С вами всё в порядке? — послышался вопрос Кинхета, как только он открыл глаза. — Что-то не получается?

— Отчего же? Напротив, всё прекрасно: я только что узнал, как видят мухи или пчёлы.

— Вы были там? — с подозрением в голосе спросил жрец. — Прошла всего секунда другая. — Это чтобы не заставлять себя долго ждать, — пояснил Элекс. — Для вас без разницы, в какое время я вернулся бы: хоть через час, хоть через месяц. Но ведь тогда вам наскучило бы ждать, или доктор Верб принялся бы вновь оживлять меня. Сейчас мне нужна помощь ваших специалистов.

— Пожалуйста. Всё, что в наших силах.

— Мне нужно материализоваться там, но я опасаюсь использовать для этого, какой-нибудь предмет в капсуле. Есть ли там что-либо, не подконтрольное наномозгу аппарата?

Сотрудники лаборатории, все как один сделали круглые глаза и стали потихоньку пятиться. Пришлось Кинхету, уже получившему начальные азы искусства диурдов, повторить вопрос, добавив пояснения.

— Нашему новому члену Совета Жрецов, для материализации, необходимо иметь в наличии на борту капсулы какое-нибудь вещество состоящее из атомов, электронов, нейтронов, протонов, то есть из материи, причём имеющий хороший удельный вес, равный весу человека.

— Хотя бы маленького росточка, — добавил Элекс.

Теперь, работа закипела. Специалисты, по звездоплавательным аппаратам дружно принялись просматривать запись и перебирать предметы находившиеся в отсеке капсулы, споря и отбраковывая. Достаточно быстро они указали всего на один — пилотское кресло, но и то, возникло опасение, что оно передаёт физическое состояние сидящего в нём. Всё остальное, наверняка было подконтрольно управляющему наномозгу.

— Видимо, моя затея неудачна, — произнёс Элекс. — Будем ещё думать.

В голову не приходило ничего путного, и чтобы не пороть горячку, Элекс отправился в госпиталь, надеясь на подсознание, работающее всегда: информация дана, разум сам выдаст нужный ответ на поставленный вопрос, нужно лишь запастись терпением. Доктор Верб встретил его с озабоченным видом. Под его руководством, врачи «Стального» тщательно обследовали поступающих. Признаки истерии наблюдались почти у всех. Элекс надеялся прояснить у членов семей пострадавших что-нибудь относительно подозреваемых лиц, но это сделать не удалось. Верб их сразу же погружал в состояние анабиоза: его лечение предполагало полное отключение всех функций организма, включая мозг, на неопределённое время. Элекса ждал ещё один сюрприз. В одной из палат, куда его проводил доктор Верб, находился не кто иной, как Лейм. Руки и ноги его были пристёгнуты ремнями к койке. К голове тянулись проводки от аппарата стоявшего рядом, у изголовья.

— Как он попал сюда? — удивлённо поинтересовался Элекс.

— На сколько я знаю, он прибыл сам.

— Сам?! — Об этом лучше спросите Цепкуса, а вот и он сам, — оборачиваясь, заметил Верб.

В палату вошёл глава Совета и, увидев Элекса, обрадовался.

— Наконец-то, я нашёл Вас.

— Что-то случилось ещё?

— Нет, нет. Хвала богам, скверных новостей пока нет, если не считать, невозможность найти остальных шесть папочек, потерявших своих детей.

— А этот? — указал на койку Элекс.

— Объявился, примерно с полчаса назад. Вид у него нужно сказать был не очень. Головная боль не позволяла ему вразумительно объяснить что-либо. Но было похоже, что он не очень-то помнит, что с ним происходило в последнее время. О нашей недавней встрече он тоже ничего не помнит.

— Не притворство ли это?

— Категорически отрицаю подобное предположение, — вмешался Верб. — Я уже исследовал мозг больного и пришёл к выводу: пациент страдает ослаблением памяти. Не смотря на колоссальную дозу успокоительного, он дважды приходил в сознание и пытался причинить вред самому себе. Так что, пришлось его временно привязать.

— Он станет снова нормальным человеком? — спросил Элекс.

— Надеюсь на благоприятный исход, — кивнул Верб. — В крови обнаружен неопознанный вирус. Сейчас его исследуют.

— Я бы посоветовал предоставить его исследование специалистам Кинхета, — заметил Элекс. — Подозреваю, что этот вирус не биологического происхождения.

— Не понял? — переспросил Цепкус.

— Наномашины — древнейшая технология наших общих предков.

Удивляться доктору Вербу и Цепкусу не осталось времени. Включился экран связного устройства, и на нём высветилось лицо Кинхета.

— Лёгок на помине, — заметил Цепкус.

Глава звездолётостроения разыскивал Элекса.

— Есть шанс, — заявил он с экрана.

Ни о чём не спрашивая, Элекс быстро устремился прочь из госпиталя.

* * *

— Командор, Вы меня слышите?

Норен потряс головой, пытаясь отогнать сон. Последнее время всё чаще его посещали сны о Ладе. Как странно, что сниться планета, на которой он побывал всего однажды и к тому же давно.

— Командор! — Этого ещё не хватало, — раздался в кабине спасательной капсулы его голос. — Мне начали слышаться голоса. Совсем плохо.

— Это не галлюцинация. Я реально существую, но не в вашем времени.

«Ну что за оказия такая. Впрочем, лучше поговорить со своим внутренним голосом, а то разучишься говорить вовсе».

— Слышу, слышу, — отозвался он раздраженным голосом, каким обычно пытаются унять назойливую кошку, требующую пищи в неурочный час.

— Меня зовут Элекс, мне нужна Ваша помощь.

— Какое совпадение, мне бы помощь тоже не помешала, — отозвался он и вдруг сообразил, что голос раздаётся не в голове, а в его бляшке, приколотой на груди.

— Это ещё, что за…

— Сейчас всё объясню, но прежде ответьте, может ли управляющий мозг капсулы слышать нас.

— Пока он ни разу не подал вида, что слышал мои проклятья в свой адрес. Однако всё случается впервые: моя командорская бляшка – «чёрный ящик» – так же была молчалива, разве что, прогоняла запись моего голоса, если я включал эту её функцию.

— Не переживайте на этот счёт. Запись всё равно не сохранилась.

— Откуда ты знаешь? Кстати, как ты сказала, тебя зовут?

— Элекс. Я потомок вашего старого друга — Нима.

— «Ну, так и думал — это всё ещё мысли о Ладе». Ладно, бляшка, ложись спать. Я тоже попробую немного вздремнуть, сейчас ещё ночь по моему бортовому времени.

— Хотите спать, спите. Я вернусь попозже.

— Как это попозже? Значит теперь ты до самого причала будешь разговаривать со мной?

— Это как получиться. Вообще-то мне хотелось поскорее материализоваться. Очень неудобно разговаривать, когда собеседник тебя не видит, а следовательно, и слышать не желает.

— В чём проблема? Как там… кажется, ты назвался Элексом?

— Проблема в том, что здесь я это сделать не смогу по ряду причин.

— Может быть, подождать немного, пока я доберусь до дома? — съязвил Норен. — Мне осталось меньше недели пути.

— До дома вы не доберётесь. Это следует из хронологических записей правительства Оранжевой. Но если вы поможете мне, я вытащу Вас отсюда.

С этого момента, Норен стал слушать внимательнее и тщательно протер глаза, чтобы отогнать остатки сна.

— Ты хочешь сказать, что я погибну не долетев до цели?

— Именно это. В прошлом, вы не вернулись домой. Вернее в будущем. То ли капсула вышла из-под контроля, то ли ещё что случилось, но только на Оранжевую её доставили буксиром, спустя пять тысячелетий.

— Сколько, сколько!?

— Погодите! — оборвал разговор Элекс. — Что случилось?

Норен поднял глаза на экран и разразился проклятиями в адрес управляющего мозга.

— Так в чём же дело? — вновь поинтересовался Элекс.

— В том, что эта штука расходует посадочное топливо, без моей команды. Мало она насолила мне, пока я пытался задать ей курс, который конструкторы, видимо, считали запретным. Ей мало, что я плетусь в пространстве с черепашьей скоростью, почти полгода. Так теперь она тормозит, сжигая последнее топливо!

— Всё таки она оказалась способной подслушивать. Получается, это я стёр Вашу запись и подтолкнул наномозг капсулы к решению умертвить Вас.

— Чепуха! Если бы она всё понимала, то могла бы просто самоуничтожиться.

Словно подтверждая правоту слов командора, на экране в углу загорелась красная лампочка и послышался сигнал тревоги.

— Так и есть! — воскликнул Норен. — Самоуничтожение через десять секунд! Поздравляю!

— Успокойтесь и думайте о каком-нибудь безопасном месте из своего ближайшего прошлого.

— Легко сказать — успокойтесь. Осталось пять секунд!

— Не разговаривайте, просто думайте! Мне нужно просторное место. Две секунды…

Серое небытиё захлестнуло Норена, как только он вспомнил, машинное отделение звездолёта врагов, где он прятался, пока не удалось бежать на спасательной капсуле. «Неужели, так выглядит тот свет», — успела проскочить одна единственная мысль. После, он ощутил под ногами твёрдый пол и, не удержавшись на ногах, упал. Возле себя он заметил какого-то моложавого человека в странном костюме.

— Поднимайтесь, — незнакомец протянул руку и помог ему встать. — Не буду снова представляться, я всё тот же ваш назойливый собеседник.

— Элекс? — уточнил на всякий случай Норен.

— Он самый.

— Прошу простить за недоверие. Представить себе не мог, что здесь встречу потомка своего старого друга. Но теперь не сомневаюсь. Кто ещё способен творить подобные чудеса? Вместо смерти, вторая серия.

Элекс кивнул и перешёл к делу.

— Здесь никто не потревожит нас?

— Только однажды меня побеспокоили. Но, простите. В каком дне, относительно моего бегства отсюда, мы сейчас находимся?

— Сразу же после него. Вы прежний только что вышли отсюда, за дверь.

— Тогда, побеспокоивший всё ещё здесь. Норен подошел к круглой дверце в конце небольшого прохода между басовито гудящими механизмами и распахнул её. Тело, находящееся за ней, было одето в чёрный облегающий комбинезон, и вывалилось наружу.

— Можете не рассказывать, я всё понял, — произнёс Элекс и присел на корточки, чтобы рассмотреть убитого.

— Не переживайте. Это даже не человек, а мне нужно было не дать ему сообщить обо мне и поднять тревогу. Однако его скоро могут начать искать, — озабоченно добавил Норен.

Существо, которое Норен назвал — «не человек», мало отличалось внешне от известных человеческих параметров. Разве, что своеобразная форма черепа, очень похожая на куриное яйцо, и необычайная бледность, не свойственная даже мертвецу.

— Вы с ним одного телосложения, — заметил Элекс, начиная его раздевать. — Нужно докончить одно дело, чтобы избежать временного парадокса. Поменяйтесь с ним одеждой, если не побрезгуете.

— Не до того, — проворчал Норен, принимаясь за дело. — Что вы намерены сделать, Элекс?

— Пересадить его вместо Вас в пилотское кресло спасательной капсулы. И не забудьте приколоть ему свой значок. В будущем он фигурирует.

Была маленькая вероятность того, что, среагировав на мёртвое тело в кресле пилота, наномозг капсулы отменит самоуничтожение, как нерациональный шаг. И когда она будет найдена в будущем, череда событий пойдёт дальше без изменений. Всё произошло так, как Элекс и рассчитывал. Заглянув мысленным взором в кабину капсулы, чуть попозже, он убедился в этом.

— Ну вот! — облегчённо выдохнул Элекс. — Это был, пожалуй, самый ответственный шаг в вашем спасении: нужно было отправить его в то место, с точностью до доли секунды. Теперь я готов восполнить пробел о вашем многовековом отсутствии в жизни будущего и услышать о Ваших приключениях.

* * *

«Началось всё с того, что управляющий «Стальным» — Рошиль привлёк к разработкам нового исследовательского звездолёта Минону, не смотря на возражения Норена. Тогдашний Совет Пяти отклонил протест командора, посчитав его опасения о возможном бегстве преступника напрасными. Фарес к тому времени был очень плох и в правительственных решениях не участвовал. Поэтому, Норен остался в меньшинстве. Тюрьма, где пребывал Минона, находилась на самом дальнем спутнике Оранжевой, но это не помешало его участию в конструкторских разработках заочно. Лишь перед самым окончанием строительства, его привезли на «Стальной». Норен решил не спускать глаз с этого учёного преступника, пока тот разгуливает на верфи. Ему помогали в этом ещё шестеро охранников, следовавших с Миноной из самой тюрьмы. Заключённый вел себя со всеми сотрудниками очень обходительно, любое его предложение по улучшению конструкции согласовывалось с остальными специалистами, прежде чем оно внедрялось в производство. Главным его изобретением являлся управляющий мозг нового корабля, который и послужил причиной дальнейших разногласий. Не то, что бы электроника полностью отсутствовала, скорее она была модернизирована, и как показывали эксперименты, стала значительно надёжней и точнее. Все соглашались, что, для корабля, отправляющегося в неизведанные глубины космоса, это нововведение было просто незаменимым. Совет жрецов, хоть и с опозданием, но усмотрел в этом противоречие с нормами общества: мысль о том, что для управления звездолётами человек скоро станет практически не нужен, не давала покоя. Как бы то ни было, но первая машина была создана. Назначили день испытаний. Неожиданно, в полёте решил принять участие сам Рошиль и посоветовал взять так же и Минону, как главного конструктора новой техники. Само собой получалось, что и Норену с его командой охранников предстояло пополнить экипаж. Всего участников полёта оказалось около тридцати человек. Первоначально, задача состояла в том, чтобы, удалившись от своей планетарной системы на парсек, разогнать лайнер до предельно возможной для него скорости.

Вот тут и случился первый сюрприз: как только первый этап прошёл благополучно, автопилот внезапно вышел из-под контроля. Норен оказался единственным, кто сопоставил это с присутствием на борту «злого гения», остальные отмахивались от его подозрений руками. Всё же командор настоял на своём и Минона оказался изолированным в каюте. Несколько дней прошли в попытках устранить неисправность, но не тут-то было. Обнаружить нарушение логической цепочки в исполнении команд пилотов не удавалось по одной простой причине: наномозг не усматривал логики в этих командах, действуя согласно одному ему ведомой команде. Звездолёт продолжал набирать скорость и Рошиль первым взмолился выпустить Минону, чтобы тот сделал что-нибудь. Этот день запомнился Норену надолго. Он стоял с пистолетом в руке за спинкой пилотского кресла, в котором расположился заключённый. Минона пообещал перепрограммировать систему управления и теперь быстро щёлкал клавишами аппаратуры, иногда недовольно хмурясь. Всё же, он добился того, чего хотел. Устало отдуваясь он откинулся в кресле и поглядел через плечо на командора.

— Вот и всё, — пояснил Минона, хитро усмехнувшись, — нужная планета найдена.

— Какая такая планета? — спросил Норен.

— Та, что приютит нас.

Поглядев на озадаченного Норена, он добавил:

— Можно готовиться к высадке!

В следующую секунду выяснилось, что недоумевал только Норен. Охранники, стоявшие на полшага сзади командора, выступили вперёд и заломили ему руки за спину. Только тогда он понял всё, весь замысел старого лиса, внезапно обретшего свободу. Теперь над хитроумным планом Миноны можно было подумать, сидя в каюте под замком. Кажется, только его, двух пилотов и троих женщин, принимавших участие в исследованиях на звездолёте, постигла подобная участь. Все остальные, включая охранников и самого управляющего «Стального», оказались сообщниками».

Норен вздохнул и замолчал, видимо вновь переживая то, как его обвели вокруг пальца.

— Понимаете Элекс, я пообещал ладийцам, что Минона не ускользнёт из тюрьмы, и слова не сдержал. Было бы намного проще убить его. Если бы я только мог предположить последствия своей оплошности, то так бы и поступил, даже вопреки прямым указаниям правительства, даже если за это сам оказался бы в тюрьме.

— Как я догадываюсь, — начал Элекс. — Впоследствии он создал новую расу людей?

— Новую расу преступников и извращенцев.

— Как ему удалось добиться этого в такие сжатые сроки? — тревожно поднял брови Элекс, вглядываясь в лицо командора.

— Просто. Во-первых, если Вы это знаете, он когда-то работал с великим Голоибом, и равных ему в этом вопросе не сыщется. Во-вторых, необходимые приборы были уже на звездолёте, Рошиль сам позаботился об этом. А в третьих, у него оказался в руках человеческий материал: пленные. Первые эксперименты он проводил именно с нами. Правда до меня одного очередь не дошла, я сбежал и прятался в джунглях, которыми покрыта вся избранная им планета. Изредка мне удавалось подобраться поближе к первому поселению, организованному этими колонистами, чтобы подглядеть, как у них продвигается дело и раздобыть чего-нибудь из съестного. Впоследствии это стало делать всё труднее: появилась сигнализация, обнаруживающая меня всякий раз, как только я приближался. Этот планетолёт был тем случаем, который я дожидался целых восемь лет.

Норен надолго замолчал, и Элекс не выдержав, заговорил сам.

— Наверное, вам неприятно вспоминать всё произошедшее, но мне нужно знать об этом как можно больше, чтобы остановить этого страшного человека. Сейчас, то есть в будущем, он подбирается к Оранжевой, а может быть и к другим мирам.

— Простите меня, Элекс, но может быть чуть попозже, как только выберемся отсюда? Здесь на этом корабле нам делать нечего: тут одни куклы. Самого Миноны больше нет. Он создал себе и кучке своих ближайших приверженцев новые тела и не остался в освоенном им мире.

— Последний вопрос: где он находится, вы знаете?

— Отправился на другую планету. Кажется, она называется Земля.

* * *

Материализация обоих в кабинете Кинхета не прошла незамеченной. Цепкус и хозяин кабинета, справившись с первым шоком от внезапного появления Элекса в сопровождении незнакомого человека, переглянулись и одинаково прокашлялись, перед тем как выразить своё желание, поскорее услышать новости. Элекс опередил их вопросы, назвав своего спутника, чем снова поверг обоих в суеверный шок. На этот раз жрецы пришли в себя гораздо быстрее, чем в первый раз.

— У меня такое подозрение, — заметил Элекс, — что наш гость давно не пробовал нормальной пиши. Да и мне не помешало бы подкрепиться чем-нибудь существеннее воды.

— Я распоряжусь, — быстро среагировал Кинхет, поворачиваясь к переговорному устройству. Цепкус в это время принялся разглядывать Норена, а тот помещение, где они с Элексом оказались. Когда на огромном подносе, водружённом работником пищеблока космоверфи «Стального» прямо на письменный стол Цепкуса, задымилось что-то очень аппетитное, Норен, отвлёкшись от созерцания кабинета, произнёс:

— Не смотря на моё длительное отсутствие, ни кабинет управляющего, ни лакомства персонала верфи, ни чуть не изменились.

— Приступайте без стеснения, Норен, — благожелательно обратился к нему Кинхет.

— Тем более что этих лакомств Вы не видели, как минимум, шесть тысячелетий.

— Не обращайте внимания на мрачный юмор нашего гостеприимного хозяина, — заметил Цепкус. — Никто не смотрит на Вас, как на архаичного человека.

— Спасибо за пожелания приятного аппетита, вам обоим, — ответствовал Норен с лёгким поклоном и присоединился к Элексу, уже принявшегося за свою порцию. Когда подали фруктовый напиток, оба жреца подсели к своим гостям. В завязавшейся взаимной беседе, Элекс в кратких фразах поведал о той части злоключений Норена, которую успел услышать от него. Про себя же, он ловил обрывки мыслей Норена, который в этот момент переживал минувшее. Элекс гнал от себя ложное стеснение, догадываясь, что вслух Норен многого не повторит никогда. Слишком глубоким был рубец, нанесённый его чистой душе, никогда в жизни, не сталкивавшейся с той грязью и унижением, которое пришлось ему вынести в своём невольном путешествии к планете G6.

* * *

Ничего разглядеть Норен не успел. Его вытолкнули, к уже сгрудившимся возле трапа остальным пяти пленникам и, держа под прицелом, погнали в наскоро выжженную лучевой пушкой в красноватой почве землянку. Броневой лист, заменяющий дверь, отсёк их от остального мира, который разглядывать больше и не хотелось. Красный карлик отбрасывал свои малиновые блики на землю, растения и бока звездолёта, не в силах дать достаточно света, чтобы разогнать чернильный мрак космоса, который окутывал планету даже в полдень. Зловонные испарения, поднимающиеся в жалких лучах светила вверх, создавали своеобразный экран в атмосфере, скрывающий звёзды. Полная темнота в их тюрьме явилась скорее благом, оставляя людей с их иллюзиями один на один. Крохи питательных таблеток, из аптечек пилотов, разделили на всех. Это было всё. Компания Миноны не вспоминала о своих пленниках достаточно долго: ровно столько, сколько потребовалось, чтобы возвести себе первые жилища, а их лишить последних сил. В темноте время было не определить, но когда роботы оттащили лист металла в сторону, Норен не нашёл в себе сил даже на то, чтобы самостоятельно выбраться наверх. Давешние охранники Миноны, ставшие теперь его телохранителями, со смехом выудили его из норы и толкнули в сторону, принимаясь за следующего. Свалив пилотов на него и оставив всю кучу со стонами принимать вертикальное положение, они принялись за женщин. Их выуживали с похотливыми шуточками, не забывая ощупывать каждую. Норен, скрипя зубами от гнева и ужасной слабости, сделал пару шагов по направлению к ублюдкам, но старший заметив его попытку, оставил очередную жертву и, вынув из кармана незнакомое устройство, навёл его на командора. Выстрела не последовало, его просто разорвала изнутри страшная боль и скорчившись в судороге, Норен упал лицом вниз. Хохот остальных охранников отметил это происшествие как удачную шутку своего собрата. Его схватили за руки и, не церемонясь, поволокли по земле в одно из строений, которых возникло за это время множество. Окончательно Норен пришел в себя, лишь тогда, когда разглядел перед своим лицом испачканные красноватой землёй ботинки. Превозмогая боль в мышцах, скрученных в узел, он поднялся и взглянул в лицо Миноне. Дуэль взглядов длилась недолго. Минона отвёл глаза и, обращаясь в пространство поверх головы командора, произнёс:

— Ты больше других докучал мне. Но я проявлю к тебе милосердие, я не убью тебя первым. Ты помучаешься, составив мне компанию. Эй, вы! — позвал он охранников, мигом подскочившим поближе. — Накормите его и привяжите вон к тому креслу.

Норен думал, что откажется от пиши но, чувство голода не считалось с гордостью. Ему казалось, что он сейчас запустит предложенной тарелкой в ухмыляющуюся физиономию Миноны, но вместо этого лишь набил её содержимым рот. Когда разум взял верх над инстинктами, тарелка была пуста. Минона удовлетворённо кивнул и с философским увлечением учёного задумчиво промолвил:

— Воля к жизни в тебе сильна, командор. Посмотрим, сможешь ли ты сохранять её и дальше. Произошедшее после этих слов, разъяснило странные слова Миноны. Даже, если бы он позволил себе отнестись легкомысленно к предупреждению старых друзей о бесчеловечности этого престарелого субъекта, то сейчас, изощрённый палач лишний раз подтвердил свою репутацию.

Пленники доставлялись по одному и прикреплялись специальными захватами к столу, ставшему вскоре операционным. Датчики записывали все импульсы, исходящие от тел жертв, подвергаемых бессмысленным на первый взгляд пыткам. Всевозможные хирургические инструменты превратились в пыточный инвентарь, который Минона ловко использовал. Лицо его перестало ухмыляться, оно просто лучилось довольной улыбкой мальчишки, дорвавшегося в отсутствие родителей до нутра любимой игрушки, чтобы посмотреть, что же там скрывается. После того как Норен охрип от проклятий в адрес садиста-учёного, он стал пытаться хотя бы отворачиваться от ужасного зрелища, ибо это было всё, чем он, привязанный к креслу, мог выразить протест. В ответ, двое охранников деловито поворачивали его голову в сторону происходящего, каждый раз, награждая тумаками. В один из таких моментов, после сильного удара кулаком в нос, благодать забытья нахлынула на него как награда. Но оно было непродолжительным: ведро холодной воды привело его в чувство.

— Поаккуратнее с этим организмом, — процедил Минона охранникам. — Он мне еще пригодиться.

— Сам же сказал, не жалеть ни кого, — буркнул один, оправдываясь.

— Возьми электронейтрализатор и поставь на минимум, — посоветовал ему Минона.

Боль, последовавшая вслед за этими словами, была уже знакома, но сознание на этот раз не покинуло Норена.

— Хочешь ещё, командор? — ласково поинтересовался детина, поднося странного вида трубку прямо к его лицу и электрический разряд вновь перевернул все внутренности, завязывая мышцы узлом. Он потерял счёт времени. Ему казалось, минула целая вечность, пока затих последний крик, последней из жертв. Со стыдом, Норен осознавал, что он, сам про себя, молил эту несчастную девушку, ещё недавно цветущую и полную радости жизни, поскорее умереть. Всё тело гудело, как трансформатор, от полученных электрических ударов. Его оставили на время в покое. Охранники прекрасно освоили профессию ассистентов патологоанатома, упаковывая в прозрачные контейнеры останки несчастных. Сам Минона был занят какой-то вознёй с прибором, прикреплённым к большому сосуду с кровью. Норена стошнило. На протяжении всей этой процедуры его поддерживала ярость к мучителям и их кошмарному предводителю, но теперь ярость ушла, осталась пустота и страх. Безотчётный страх, и не за свою жизнь, со своей жизнью он простился уже давно — в самом начале испытания. Он вдруг понял, что ждёт бесчисленное множество невинных людей в самом скором будущем. Отчаяние охватило его. Минона искоса глянув в его сторону, обо всём догадался. При всём своём нечеловеческом разуме, он обладал дьявольской проницательностью.

— Заканчивайте поскорее, — поторопил он своих помощников, — и везите всё в холодильник.

Вслед за тем, он подтянул свободное кресло поближе к креслу Норена и уселся в него с утомлённым видом. Они остались одни.

— Здорово устал, — произнёс он, делая глоток воды из бокала, который держал в руке. Спокойствие мучителя и его жалоба на физическую усталость было самым пугающем во всём этом кошмаре, свидетелем которому стал командор. Минона вытянул правую руку вперёд и несколько раз сжал и разжал пальцы, видимо, действительно, занемевшие от прилагаемых для работы с хирургическими инструментами усилий. — Пока я отдыхаю от проделанной работы, почему бы нам ни побеседовать?

Ярость вновь наполнила Норена, и он окатил ненавидящим взором палача.

— Зачем такие косые взгляды? — рассудительно промолвил Минона. — Они мешают нормальной беседе, разумных существ.

— Означает ли эта фраза, что кто-то из нас двоих не является человеком? — прищурившись, произнес в ответ Норен.

— Ох, ну конечно! У меня возможности божественные, по сравнению с вашими, командор. вам командовать нечем, а у меня власть над жизнями людскими. У вас связанны руки, как у всех смертных, либо путами, либо узами морали, а у меня они свободные. Для наглядности, Минона повертел пальцы обеих рук в воздухе.

— Лучше оставаться смертным, пусть даже со связанными руками, — возразил Норен, — чем иметь их свободными и по локоть в крови. Что касается божественности, то она демоническая.

— Увы, уж такая уготована судьбой.

— Для чего всё это? — после короткого молчания спросил Норен.

— Я считал, что о моей персоне известно многое, но видимо мои враги недооценили меня. Это оскорбляет.

— Мне известно отношение Клонара Дайна к своему слуге, я имею в виду другое.

— Пытаетесь обидеть, командор? — расхохотался Минона. — Ну ладно, придётся раскрыть свои маленькие тайны. Вам они всё равно не помогут: жизнь ваша подходит к бесславному концу. Так вот, я не слуга Владыке! Я его, пожалуй, единственный друг и верный соратник. Большинству предприятий осуществлённых им, сценарий написан мною. То, свидетелем чему Вы только что стали, это глубокая научная работа. Я определял самые изощрённые способы мучений человеческого материала, могущие пригодиться мне в скором времени, а так же сопротивляемость организма разрушению. Попутно проводились исследования функциональности различных точек тонкого тела. За эти короткие минуты наслаждения своими исследованиями, я вывел новую теорию: большинство этих точек лишние. Во всяком случае, они лишние для народа, который будет управлять обычными людьми, вроде вас и ваших мертвых друзей. Создавая новые тела для своего народа, я учту эти недостатки.

— Мне не совсем понятно, что считает дьявол во плоти лишним в человеке?

— Ваши слабости: гордость, сострадание, глупая честность и многое другое. Мои создания будут лишены этих недостатков, путём прекращения функционирования этих точек тонкого тела человека. Зато другие, отвечающие за агрессию, выживаемость любым путём, обман ради корысти, получат дополнительную энергию. Даже глупое чувство, свойственное вашим особям, называемое вами — любовь, никогда не будет докучать и мешать творить волю своего господина.

— Первый шаг сделан, — заметил Норен. — Ты зверски убил единственных представителей женской половины человечества на этой планете.

— Если вы, командор, печётесь о моих добровольных помощниках, то они обойдутся без женщин ещё немного, как уже обходились без них не один десяток лет, на Кассии. Разве Вам не была противна мысль о том, что эти чистенькие девочки против своей воли вступят в интимную связь с моей командой? Теперь Вас больше не будет тревожит этот вопрос, пусть члены моей команды наслаждаются друг другом, если им это угодно. Они в моих планах по заселению этой планетки не участвуют. Скоро я воссоздам заново и мужчин и женщин. Но они будут иными, нежели ваш род, не способный на жестокость, ради сохранения своего вида. Я уверен, последний эксперимент даст мне нужный результат.

— Что за эксперимент?

— Это я о вас, любезный собеседник, — осклабился Минона. — У предыдущего людского материала напрочь отсутствовала сопротивляемость. У вас нет злобы, так же как и у них, но присутствует огромное количество неуёмной ярости. Мне нужно подтвердить экспериментально свою догадку, что именно она помогла вам стойко переносить испытания и до сих пор не сойти с ума от чувства безысходности и бессилия чем-либо помешать мне. Я буду ампутировать вам конечности одну за другой и надеюсь, что достаточно взбесил вас чтобы настроить на нужный лад. «Помогите мне боги, дайте мне силы выдержать последнее испытание в своей жизни с честью», — подумал Норен, когда явившиеся охранники потащили его к операционному столу. Словно в ответ на его мольбу, случилось совершенно непредвиденное. Пол под ногами покачнулся, и все повалились друг на друга. Послышался звон падающих инструментов. «Наверное, это землетрясение», — подумал командор. Большой светильник под потолком, сорвался с крючка и рухнул вниз. В помещении наступила тьма. Ещё до того, как свет погас, Норен вырвал из руки охранника, лежавшего на нём, электронейтрализатор и пустил его в ход. Оба охранника остались лежать на полу без движения, но Минона куда-то исчез. Не дожидаясь его возвращения с подкреплением, он поспешно выбрался наружу и бросился прочь».

* * *

— Что это с ним? — Спросил Цепкус, настороженно поглядывая на Норена внезапно, обмякшего в своём кресле.

— Я погрузил его в сон, — ответил Элекс. — Опасаюсь за его психику. Сон без сновидений поможет ему забыть кошмарные воспоминания.

— Вы узнали что-то ещё? — догадался Кинхет.

— Только подтверждение своим самым мрачным подозрениям. Мы все проявили беспечность и допустили врага в свой дом. Оранжевая больше небезопасна для живущих на ней. Вам придётся оповестить всё население об этом. Но сначала, я подберу вам помощников среди диурдов и пришлю сюда. Они помогут определить тех, кто скрывается под личиной ваших граждан.

Кинхет насупился, а Цепкус обеспокоившись, задал мучающий его вопрос:

— Неужели их так много, что Вам, Элекс, не справиться одному?

— Приближается день, назначенный мною для воссоединения с друзьями на Алькаре. Они прибудут в этот день из других времён, сколько бы там им не пришлось пробыть, но мне, находящемуся в нашем реальном времени опаздывать нельзя, а вносить нарушения в целостность временного базиса Алькары или Оранжевой, я просто не имею морального права. Теперь, на счёт количества инопланетных особей. Число их мне неизвестно, но я полагаю, что они внешне ничем не отличаются от обычных людей, за исключением их мыслей, устремлений и манеры поведения. Они могут находиться даже среди персонала Стального.

— Это исключено! — возмутился Кинхет. — Я знаю почти каждого сотрудника на спутнике.

— Тогда проанализируйте всё, что знаете о них. Не заметили ли Вы каких-нибудь отклонений в поведении кого-либо.

Элекс встал и приблизился к спящему Норену.

— Командора я заберу с собой. Здесь ему будет тяжелее прийти в норму, ведь у него в далёком прошлом осталась на Оранжевой молодая жена.

— Когда только Вы всё успели узнать? — покачал головой Цепкус. — Я сам это узнал только сегодня.

Ответа не последовало.

глава 4

Восточной ночью вдруг родилась сказка.

Алмазы звезд, глядя через плечо,

Нашёптывали странную картину,

А он внимал им слишком горячо.

 

Чудовище, отдалённо напоминающее гигантского крокодила, вынырнуло из своего бассейна и уставилось обоими горящими глазами на посетителя.

— Трудно было меня найти, друг мой?

— Отнюдь. Страна всё та же, слуги всё те же.

— Но, кто из моих слуг посмел проболтаться, в каком я теле?

— Ни кто. Догадаться, было самым простым делом. Зная Вашу страсть к нестандартным решениям, я сразу заподозрил, что одному из двух странных существ поклоняются неспроста.

— Есть какое-то другое странное существо? — выпучило свои глаза чудовище.

— Весь Египет в ужасе, от огромного льва с человеческой головой. Но стоило мне немного пообщаться с этой головой, как я сразу понял, что это совсем не то, что мне нужно.

— Мне об этом ничего не известно, — задумчиво протянул Владыка.

— Прошу прощения за каламбур: не берите в голову! Наверное, это отходы чьего-нибудь производства.

— Нужно узнать чьего.

— Какого-то сумасшедшего жонглёра. Во всяком случае, это единственное, что болтала голова льва, когда он не рычал и не лил слёзы. Я прикончил его. Негоже было оставлять такого великолепного соперника в живых.

— Как всегда шутишь, Минона? Посмотри лучше на своё отражение в зеркале. Неужели не нашлось тела получше? Без этой идиотской головы, похожей на куриное яйцо.

— Моя внешность божественна, Клонар! Голова вышла такой, потому что в моих произведениях не хватает места для нужного, мне лично, количества мозгов. Они — мои создания хороши, но только для открытых военных действий. Им нет равных в совершенствовании техники, но для аналитических мыслительных процессов они пока не годятся. Требуется смена нескольких поколений, и возможно потребуется ещё и ещё улучшать расу, смешивая их с мыслителями. Но это пока только предположение. Я решил, что не помешает провести параллельный эксперимент здесь — на Земле.

— Поэтому ты прибыл пока один! — уточнил Владыка.

— Не совсем так. Я прибыл сюда один, но в двух лицах.

С этими словами, Минона повернулся и крикнул в тёмную галерею:

— Войди моя половина!

В ответ, из мрака подземелья, послышался в ответ женский голос:

— Я всегда рядом!

Вслед за этими словами, женщина, как две капли воды похожая на новое тело Миноны, приблизилась к нему и остановилась, медленно поворачиваясь, чтобы продемонстрировать себя чудовищу, распахнувшему при виде этого зрелища оба глаза.

— Ну, и ну! Как же мне теперь тебя называть, друг мой?

— Как и всегда — Минона. Хотя, для остальных я теперь Эхнет и Нифера.

Оба голоса прозвучали одновременно, слившись в один. Странная пара, не глядя друг на друга, взявшись за руки, церемонно поклонилась страшилищу.

— Я понял твой великий замысел, мой друг. Ты, как и прежде, горишь желанием улучшить расу «человеков». И даже готов пожертвовать собой ради этой великой цели!

— Сначала, я просто размножусь, но после, моё наследие заполонит всё вокруг и смешает свою кровь с кровью «человеков». Для наших целей, Владыка, чистота крови играет важную роль. Постоянный генетический отбор выделит класс правящий, который поведёт за собой всех остальных, чтобы однажды объединить их под своею властью.

— Я преклоняюсь перед твоим гением, Минона! Правда, я считаю, что наследнику достаточно иметь чистую кровь от отца, и мои эксперименты в этом направлении уже дают результаты в последующих эпохах, но твой подход к этой проблеме обещает богатые всходы и ускорение процесса.

— Любая иная кровь, вносит в умы наследников внутренний раздор. В моём эксперименте этого случиться не может. Достаточно лишь запретить среди посвящённых браки вне круга своих кровных родичей.

— Пусть будет так! — провозгласил Владыка. — В ближайшее время жрецы, по моему указанию, провозгласят тебя царём и царицей земли египетской. Ты будешь править ими с моего согласия и на благо нам обоим. То есть на благо нам троим, — поправился Владыка, обнажив в хищной усмешке оскал белоснежных ножей-зубов. — Кстати, царские головные уборы скроют твои яйцеобразные черепа от взглядов любопытных.

Когда звуки шагов Миноны, сделавшего себя воистину двуличным, стихли вдали, Владыка запоздало добавил:

— Но, не от меня. Если ты захочешь обойти меня, мой старый плут, то я знаю признаки, по которым смогу найти и уничтожить всё твоё потомство, или на худой конец, смешать их с «человеками», лишив своего расположения и рассеяв по всей планете.

* * *

Любомила и Элекс, забыв обо всех, глядели и не могли наглядеться друг на друга, не размыкая объятий, остальные молча поглядывали на них, дожидаясь представлений от истосковавшейся пары. Лишь монг, смерив Русислава и Норена с головы до ног, буркнул что-то Айку в знак приветствия и отвернулся, погрузившись в свои думы. Первым стал проявлять нетерпение Айк.

— Э-э-э, — протянул он, вежливо похлопав Элекса по плечу. — Нельзя ли не при всех, спаситель?

— Опять ты за своё? — повернулся к нему Элекс, с неохотой возвращаясь к действительности.

— Даже и не думал подслушивать ваши мысли, — возразил хитрец. — Я имел в виду совсем другое, вы игнорируете общество, словно не виделись тысячу лет.

— Да так оно и было! — оторвавшись от своих мыслей проворчал Кил-рак.

— Это Норен? — тихо ахнула Любомила, после того, как разглядела, кто стоит позади её мужа.

— Мы были знакомы? — удивился командор, с надеждой вглядываясь в лицо молодой женщины. После краткого молчания, он с сожалением развёл руками. — Не помню…

— Простите, мой друг, — положил ему руку на плечо Элекс. — Не старайтесь вспомнить кого-нибудь из нас. Для нас Вы остались в прошлой жизни, о которой Вам ни к чему вспоминать, поскольку для Вас всё это было вчера. Попозже всё поймёте сами, а сейчас лучше вернуться к реальности.

— Творимой людьми в разных концах Вселенной, во всех временах, — добавил Кил-рак. — Продолжать о Миноне не нужно, Элекс! — прервав,его пояснения относительно возрождения Норена в этом мире. — Его ипостаси мною были обнаружены на Земле.

— Где же? — хором воскликнули Элекс и Любомила.

— Там, где и следовало ожидать: в Египте, подле Владыки того временного отрезка. Их встреча состоялась буквально за пару веков, до его уничтожения тобою, совместно с Варгеном и твоим отцом.

— Как же так? — растерянно произнес Элекс.

— Не волнуйся на этот счёт, — посоветовал монг. — Мне удалось приостановить его деятельность, это оказалось несложным. Владыка перестал доверять ему, после того как я внушил жрецам египетским свои мысли. Царствование Миноны в качестве фараона было недолгим: его сместили, и он бесследно исчез. То ли, он покинул Землю и убрался на свою «G6», то ли, его попросту убили, что для нас, в общем-то, не имеет решающего значения.

— А, что имеет? — ухватился Айк за последние слова Кил-рака.

Монг поглядел на воришку с интересом. — Неужто, ты уловил всё не произнесённое вслух?

— Достаточно, чтобы вникнуть в суть проблемы! — с пафосом произнёс Айк, выпятив грудь.

— Ещё немного и ты познаешь нечто запретное, фигляр. Я бы на твоём месте поостерёгся.

Кил-рак переглянулся с Элексом, и тот в ответ изумлённо покачал головой.

— Что это вы скрываете от меня? — встрял вновь Айк. — Это имечко — Минона мне что-то напоминает.

— Что же оно напоминает тебе? — спросил Кил-рак, прищурившись

— Не скажу! — упрямо заявил Айк. — Раз вы что-то скрываете от меня, то и у меня есть свои секреты.

— Ну, вспоминай, вспоминай, — добродушно буркнул монг, возвращаясь к прерванному разговору. — А имеет значение для нас, да и для всех последующих поколений людей то, что Миноне удалось за столь краткий срок создать тайную организацию и наплодить кучу наследников, из которых она, по сути, и состоит.

— Он что же, создал альтернативную команду? — спросила Любомила.

— Зря смеёшься, девочка. Команда, может быть, и создавалась им с подобным умыслом, только после его выпадение в небытие, они прекрасно поладили со своими предшественниками. Родилось новое поколение лжи и нечеловеческой морали, хитроумно завуалированной под заботу о благосостоянии людей. Новые города со своими независимыми правителями, из числа последователей Сеймои, ведут борьбу за трудовые руки своих граждан, предлагая безопасность от внешних врагов, в то же время, тайно стравливая их между собой ради своей же выгоды.

— Разве трудно догадаться об элементарном? — фыркнул Айк. — Все правители одной верёвкою связаны. Я, например, никогда не стремился к уплате налогов Туркасу, предпочитая профессию свободного художника, профессиям более приметным и почётным. А о том чтобы записаться в армию, для отражения каких-либо врагов города…

— Да. Ты у нас самый головастый, — иронично согласился Кил-рак.

— Да нет же, не в этом дело! — возразил Айк, с полной серьёзностью в голосе. — На этот вывод меня натолкнули петушиные бои.

— Что, что? — в один голос воскликнули Любомила и Русислав.

Элекс только мысленно усмехнулся, догадываясь, что приятель затевает очередной розыгрыш. Но рассказ Айка, на удивление, оказался не шуткой, а простым жизненным выводом его наблюдательного и пытливого ума.

— Я одно время сам баловался этим промыслом. Доходы были, прямо скажем, достойные.

— Зря бросил, — заметила Любомила. — Не пришлось бы стать вором.

— Госпожа, видимо, не понимает о чём идёт речь.

— Так проясни всё скорей!

Элекс понял, что Айк искусным манёвром, называемым им — привлечение внимания, поймал на свою удочку слушателей. Даже Кил-рак в этот раз попался. Мысли свои проныра умел скрывать просто здорово.

— Ну, так вот. Бои петухов, это не просто кукареканье двух чванливых птиц, это целое искусство! Чтоб вырастить бойцового петуха, нужно держать его на особой диете, тренировать, но самое главное — стать его лучшим другом. Я даже спал со своими птичками рядом. Не почувствовав в тебе лучшего друга, или правильней сказать — любимого хозяина и покровителя, петух не станет ввязываться в драку по твоему приказу. Самый большой куш можно сорвать только в том случае, если твоя птица забила своего соперника насмерть.

На лице Любомилы промелькнуло выражение отвращения, она начала понимать, о чём идёт речь. Глаза же Русислава, наоборот, загорелись пониманием. Он весь подался вперёд, видимо вспоминая свою гладиаторскую жизнь.

— Хозяева со своими пернатыми бойцами выходят в центр площадки и начинают стравливать петухов. Для этого обычно достаточно тюкнуть клювом своего петуха по голове другому, но профессионалы прибегают к более изощрённому способу. Они начинают наносить оскорбления друг другу. Обученный петух, никогда не стерпит оскорблений, наносимых своему хозяину, и бросается в бой, но наталкивается на такого же верного, (только другому человеку), петуха. Дальше всё просто, пока птицы с увлечением увечат друг друга, хозяева обходят зрителей и заключают пари на жизни птиц. Иногда заранее договариваются друг с другом, в тайне от зрителей. Один выставляет слабого соперника, так сказать, на заклание. Деньги делятся пополам. Так даже выгоднее: знаешь наверняка победителя, и все денежки зрителей попадают в твой карман, как от твоих болельщиков, так и от твоих недоброжелателей, после закулисного дележа.

— Хороший пример, — одобрительно прогудел в бороду Кил-рак.

— Именно так и происходит в том мире. Дураки не ведают закулисной подоплёки и не видят тех, кто их стравил, пылая любовью к своим царям, или хозяевам, как выразился бы ты. Им невдомёк, что исход не важен, всё давно обговорено между членами одной и той же шайки-команды. Ты Айк не выдержал мук совести от предательства своих друзей-петухов, а?

Тот в ответ, только красноречиво развёл руками.

* * *

Мальчик, играющий с рыжим вислоухим псом, заметив приближающегося Элекса, повернулся к дому и, не открывая рта, позвал отца. Пёс, проделывал в это время стойку на задних лапах, повинуясь мысленному контакту. Оставленный без внимания своего маленького хозяина, он так и замер, повернув к приближающемуся диурду смышлёную мордочку. Кил-рак показавшийся из двери жилища, внешне неотличимого от поросшего травой холмика, сделал приглашающий знак, и крикнул сыну:

— Освободи Лиса, Тель-рик!

Четырёхлетний мальчуган, только после слов отца заметивший свою оплошность, подал мысленную команду и Лис, завертев пушистым хвостом, подскочил к Элексу, намереваясь облобызать любимого гостя мокрым языком.

— Ко мне, Лис! — прикрикнул юный Тель-рик, смешно подражая басу своего отца. — Не смей выпрашивать подачки!

— Ладно, ладно. Не ругай его. Он прекрасно знает, что без сладкоперы, я не прихожу. — Элекс вынул из-за пазухи пучок голубоватых цветов и протянул его мальчику, со словами: — Бабушка Любава недавно создала новый сорт. Попробуй, тебе понравится.

Довольный малыш затрусил по тропинке, размахивая букетом, издающим чарующий аромат, а Лис, повизгивая, припустил за ним следом, пуская от нетерпения слюни. Внутри холмик оказался тем, чем обычно и отличались жилища монгов от любых других: непревзойдённой роскошью и простором граничащим с бесконечностью. Каждый раз Элекс приходя к старейшине монгов, испытывал затруднения с ориентировкой.

— Опять смена декораций, Кил-рак? По-моему, это зеркало я видел в прошлый раз в дальней зале.

— Просто ты сейчас вошёл прямо в ту самую залу. — Э-э-э, но в прошлый раз она выглядела несколько иначе.

— Это для гостей. Для меня она всегда такая же как всегда и на том же самом месте.

— Сдаюсь! С искусством твоих соплеменников мне тягаться не под силу.

— Не прибедняйся. Мы монги сильны своим, а вы люди своим.

— Ты прав, как всегда. Но я зашёл попрощаться: передать поклон твоей супруге и гостинец сынишке. Последнее я выполнил, а…

— А, что касается первого, то сегодня здесь ты её не найдёшь. Я отправил её навестить свою мать. Вернётся она только завтра.

— Ты не хочешь прощаться с нею? — недоуменно спросил Элекс.

— Ни не хочу, а боюсь. — Заметив непонимание на лице своего молодого друга, Кил-рак отвернулся. — Не бери в голову, просто старческие предчувствия.

— Ты, кажется, говорил, что не веришь ни снам, ни гаданиям?

— Я им и не верю. Я верю себе, потому, что всегда знаю наверняка.

Наступило тягостное молчание. Первым не выдержал Элекс.

— Ты хочешь сказать, что знаешь, как умрёшь?

— Нет, нет. Я не знаю и не хочу знать, как я умру. Я говорю лишь о том, что в будущем меня нет.

— А как же Тель-рик?

— А что Тель-рик. Он уже умеет черпать знания вселенской информации. Придёт время, будет общаться и со мной. А здесь ему помогут мои родные, да и ты тоже не оставишь своих друзей. Отвечу и на твой невысказанный, бестактный вопрос: нет, не жалею. Удивлён, что ты до сих пор не подумал о наследнике.

— Я… — начал было Элекс и смешался, покрывшись краской.

— Зря. Жизни нельзя бояться. Если все будут опасаться, как бы что ни случилось, то жизнь попусту остановится. Именно этого добиваются «чёрные» — прямым геноцидом или силой страха самих людей оборвать её.

— Я прислушаюсь к твоему совету, мой второй учитель и искренний друг.

— Спасибо и на том, теперь перейдём к насущным делам. Я не могу сопровождать вас потому, что считаю своим долгом проделать одну важную задачу во времени, отстоящем недалеко от эпохи в которой недавно побывал. Деяния того, кого египтяне называли Эхнетом, повлекли за собой некоторую цепочку последствий, приведших, в том числе, и к исходу последователей Сеймои из Египта. Но главное не в этом. Главное то, что они понесли по миру. Учение Миноны, выглядящее, на первый взгляд безобидным — поклонение энергиям огня, на самом деле уводят их в сторону от понимания мироздания и замыслов Создателя, подталкивая к слепому и безропотному поклонению одной единственной силе вселенной, игнорируя другие — не менее важные. У меня нет сомнений, что последствиями сего деяния для людей, станет полное невежество в этом вопросе. Сейчас они отказались от понимания важности остальных составляющих основ мироздания, потом откажутся от, самого почитаемого землянами, бога Ра, в угоду очередному божеству, придуманному идеологами Миноны, которые на самом деле преследуют иную цель; посеять в головах хаос, а в душах неверие, чтобы впоследствии провозгласить Владыку единым создателем всего живого, не важно под каким именем. Лишенные, таким образом, естественных знаний, люди будут всё дальше удаляться от истины и отдавать все силы своей души на мерзкие дела Владыки, даже не осознавая этого. Как следует из письма неведомого друга, в будущем времени всё так и происходит. Этому же другу мы обязаны временным парадоксом: земное течение времени ныне не соответствует нашему реальному. Там прошло слишком много событий, предотвратить которые мы, увы, не в силах, мы их прозевали.

— Как я понял, если бы этот неизвестный отправил своё послание из времён менее отдалённых, всё могло бы пойти по-другому?

— Святая истина. Перемещаясь всё глубже и глубже в будущее, он тем самым, с точки зрения сторонних наблюдателей, таких как мы с тобой, способствовал укреплению событий, которые можно было бы предотвратить, вмешавшись раньше.

— Нам нельзя вмешиваться в земные времена, уже случившиеся в будущем, которое стало для них прошлым, но и проигрывать сражение, начатое ещё нашими дедами, права у нас нет.

— Вмешиваться в уже свершившиеся нельзя, чтобы не уничтожить реальные, уже существующие жизни. Подправить можно лишь при условии: что мы дадим указующую ниточку, оставив истину в умах некоторых — самых непримиримых борцов против деспотии. Когда настанет нужное время, они сами повлекут за собой народы планеты навстречу спасению и сотворению новой жизни во Вселенной.

— Спасибо за подсказку, Кил-рак. Тебе не стоит покидать Алькару. Нас много, мы сами сделаем всё необходимое.

— Не согласен! Ты будешь спасать планету, на которой мы все родились, а я, представитель самой древней расы Лады, отсиживаться в безопасности терпеливо дожидаясь своего неминуемого конца? Покорно благодарю.

— Я не хотел обидеть тебя, прости, — вырвалось у Элекса, осознавшего, что он сказал глупость. — Я просто имел в виду, что у тебя сын, с которым предстоит расставание.

— Когда же ты поймёшь! Тела монгов и людей отличны, но воплощаться к новой жизни можно в любом виде. Души у нас давно сродни друг другу. Я просто хочу когда-нибудь вновь пожить на планете наделившей мою расу могучим разумом, пожить не ведая ненужной возни и пустой траты сил. Может быть я или мой сын явимся к тебе в виде такого же, как ты человека, и ты назовёшь его своим братом.

— Для меня ты, Кил-рак больше чем брат, ты второй отец мне! Ты вернул мне смысл жизни, воссоздав для меня из небытия мою любимую!

— Спасибо за тёплые слова, мой мальчик. Тебе ещё многое нужно постичь: научиться, не только перемещаться в Яви и Нави, но и свободно оперировать законами обоих составляющих единого целого. Этому научиться придётся самому, мне уже недосуг. Отныне тебе предстоит решать судьбы лучших сынов Земли, как раньше умел делать я, а до меня Арий со своими единомышленниками, положившими начало новому витку развития разума.

— Я не понимаю, кого ты имеешь в виду, говоря: «решать судьбы людей». Какое я имею право решать людские судьбы? Это право принадлежит только Создателю.

— Только что ты благодарил меня за моё вмешательство в судьбу Любомилы и твою. Понимай правильно: сотворчества ОН ждёт от тебя. Ты просто вспомни своих лучших друзей по прежнему воплощению и помоги им обрести себя, а главное — ЕМУ обрести их.

* * *

— Прекрасная Арабка в дне пути от Вашего славного царства, мой богоугодный господин.

Сол Мен, восседающий на позолоченном троне из кедрового дерева, жестом отпустил гонца и повернулся к своему советнику.

— Цадок! Распорядись, чтобы немедленно нашли Мастера, он мне срочно нужен. Эта Арабка, как говорят, очень умная баба. Только Мастер способен одарить меня мудростью, необходимой мне во время завтрашней встречи с нею.

— Мне только что сообщили, что Мастер серьёзно болен, — залебезил священник, низко кланяясь.

Не смотря на всю его показную покорность, он не смог скрыть недовольства, перекосившего его лицо. С появлением в окружении Сол Мена неизвестно откуда явившегося Мастера, царь охладел к его советам. Цадок прекрасно осознавал свою неполноценность в присутствии Мастера, как и многие приближенные царя, но в отличие от остальных, открыто восхищающимися этим странным человеком, он воспылал к учителю жгучей ненавистью. Похоже было, что Мастер прекрасно это понимал, но никак не реагировал, чем доводил Цадока до полного безумия. Сегодня священник «бога подземного огня», решил проявить несговорчивость. Пора было уже поставить Сол Мена на место. Кажется, этот удачливый царь совсем позабыл, кому он обязан своим возвышением.

— Мой медовый человек! — вновь низко поклонился Цадок царю, дословно переводя его имя. — Разве у Мастера нет достойных учеников, способных заменить его? Давайте дадим учителю возможность отдохнуть. Абдульмалик, прекрасно справится с отливкой «медного озера», он уже превосходит учителя в умении управлять огнём и металлом. Завтра, когда он, с высочайшего соизволения Вашей милости, представит взору Южной царицы своё мастерство, она не сможет устоять перед Вашим могуществом.

— Неужели ты настолько слабоумен, что хочешь сказать, будто Абдульмалик во всём остальном, кроме отливки «медного озера», сможет сравняться с Мастером! Может быть, это ты скажешь мне ответы на загадки Южной царицы? Думай, что говоришь!

Цадок потерял на время дар речи, от резкого ответа Соло Мена. Его, стоящего на ступеньку выше царя, в тайной иерархии «бога подземного огня», последний без стеснения называет безумцем! Сделав очередное усилие над собой, священник подавил свой гнев и пустил в ход последнее средство.

— Совету избранных не понравится отказ от возможности прославить, нового члена нашего сообщества, который не щадя своих сил добивается признания своего таланта. Это удар по нашей всемирной организации строителей храма Ада. За отказ от слова, данного под присягой, любого члена нашего сообщества ожидает только одно!

— Ты смеешь угрожать мне смертью!?

— Что Вы, мой сладкоречивый царь! Я говорю не от себя, я просто выражаю волю пославшего меня покорно служить Вам.

Гнев Соло Мена сразу же остыл. Спорить с этими исчадиями было бесполезно. Он прекрасно понимал, что ещё не готов к открытому противостоянию тайной организации, членом которой он стал, чтобы добиться вершины могущества над своими людьми. Однако отказаться от услуг Мастера и как раз в ту самую минуту, когда предоставляется возможность стать мужем прекрасной Арабки, ему казалось невозможным. Упустить шанс присоединить к своему царству огромный лакомый кусок, в виде ещё одного волшебного уголка земли, и тем самым расширить своё влияние, он просто не мог. Но не зря же его прозвали мудрым царём! Успокоившись и придя к окончательному решению, Соло Мен ответил своему советнику категоричным тоном показывая, что решение обжалованию не подлежит.

— Пусть Абдульмалик отливает завтра «медное озеро». Мастер же будет просто присутствовать при этом, на всякий случай, чтоб не случилось какой-нибудь промашки по нерадению его ученика.

Цадок низко поклонился в третий раз, до самой земли, внутренне ликуя. О большей уступке со стороны царя, он и не мечтал. Теперь ненавистный Мастер в его руках! Послушный Абдульмалик умеет многое: не только управляться с огнём не хуже учителя, он умеет видеть свою выгоду, когда это ему нужно. Он давно мечтает снова оказаться замеченным своим господином, давшим ему это имя — «раб Владыки».

* * *