Матерям-одиночкам, воспитавшим своих сыновей

и сыновьям, выросшим без отцов.

_______________________________________________

Господи! сколько раз прощать брату моему,

согрешающему против меня? до семи ли раз?

Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи,

но до семиджы семидесяти раз.

(Матфей: 18, 21-22)

I

Мне двадцать пять. Хороший возраст. Мои года представляются мне как мелькающие ночью огни за окном мчащегося поезда. Они ещё не расплывчаты, не так далеки, в расстоянии метров до пятисот, они близки и отчетливо видны в очертаниях. Местность под их светом хорошо просматриваема, многое можно разглядеть. Дальние же огни более блеклы. И чем они дальше, тем труднее определить до них расстояние – это другой возраст, имеющий собственную дистанцию и своё восприятие времени.   

Я женат уже как два года. Чуть менее этого срока составляет и мой отцовский стаж. Семья как семья: жена как не жена, муж как не муж. И только дочка по-настоящему, я очень её люблю. Живём мы в частном доме, в двадцати километрах от города. Воду я вожу с колонки на тачке в сорокалитровой фляге – триста восемьдесят шесть шагов. На задворках в огороде находится выстроенный мною из досок и рубероида туалет. Заготовленных дров никогда не хватает на всю зиму и холодными вечерами, в свободное от домашних хлопот личное время, приходится пилить всякую рухлядь и колоть заброшенные с лета чурбаки. В такие жизненно ответственные моменты глаза мои наполняются слезами в сокрушении о пропадающей и в никуда уходящей молодости.     

Занимаем мы переднюю половину дома. Соседская пара, постоянно проживающая в городе, изредка появляется наездами. Особой дружбы мы не водим. Но, дрова, при удобном случае, друг у друга тырим. И, тем не менее, речь не об этом.

Работаю я бойцом пожарной охраны в городе по графику сутки – через двое. Пожарная часть располагается на Красной площади. Когда меня спрашивают, где я работаю, отвечаю абсолютно честно: «На Красной площади!» На ней даже потом я похороню кошку моей мамы. Но это отдельная история. А пока она, кошка, пребывает в полном здравии и благополучно гадит на любимый мамин городской подоконник.

II

Наш третий караул состоит из четырёх боевых расчётов, то есть машин и насчитывает девятнадцать человек. Я бы сказал так: разновозрастные мужики в основном одной социальной группы с широко зауженными интересами довольно часто собираются, отрываясь от своих семей и важных дел, в определённом одном и том же месте, на 24 часа. За что государство одаривает нас заслуженным, смешно сказать каким, жалованьем.     

С утра проходит обычная процедура приёмки-сдачи смены караулов. Кто имел честь служить в пожарной охране, знает, какое это идиотство. Далее по плану проводятся различные нужные и ненужные занятия. После обеда наступает томительное ожидание часа, когда исчезнет из исторического здания с каланчой, в котором собственно мы и располагаемся, работающий пятидневку персонал. О-па, ужин. Наконец-то! В части только мы. Есть, правда (ну а куда ж без него-то), ещё штаб, болтающийся на уазике-буханке по всему городу, а то и области. Об его появлении с проверкой мы узнаём всегда заранее по своим скрытым каналам. Остаётся только добавить, что мы готовы в любую минуту выехать на борьбу с огненной стихией, которая вырывается из-под контроля с завидным постоянством: летом – одно, зимой – другое, днём – меньше, ночью – больше и так далее. Случаются сутки без выездов, но это редкость.

Вечером, как правило, с зацепом ночи, наступает время игры в карты. Конечно, играют не все, но большинство. Есть и такие, чтоб только сутки скоротать, время убить: не понимаю таких индивидуумов. Часть, не очень азартные игроки – нормальные люди, с крепкими нервами. И примерно половину славного коллектива составляют азартные и очень азартные картёжники, эмоции им не чужды. Играем мы на деньги. В трыну. Особых умственных способностей данная разновидность игры не требует. Надо «уметь» натягивать нужную масть, складывать правильно очки из двух-трёх карт. Главное здесь хитрить и иногда иметь смелость идти ва-банк.